— Семь часов, — сказала я. У меня вдруг испортилось настроение. Я покрутила гребешок сестры Бекон. — Сейчас они, наверное, проснутся и увидят, что меня в постели нет. Если раньше не увидели.

— Мистер Пей начищает ботинки, — произнес Чарльз, и губы его дрогнули.

— Подумай лучше о ботинках мистера Риверса, — быстро перебила я его. — Наверняка их нужно почистить. В Лондоне с ботинками просто ужас что делается.

— Правда?

Он сразу повеселел. Мы доели хлеб, встали, отряхнулись. Мимо прошел человек с лопатой. Он посмотрел на нас примерно так же, как женщина в хлебной лавке.

— Думает, мы лудильщики, — сказал Чарльз, глядя ему вслед.

Но я представила, как люди из сумасшедшего дома рыщут по округе, спрашивают, не видел ли кто девчонку в клетчатом платье и в резиновых башмаках.

— Идем. — Я решительно встала, и мы снова свернули с дороги и пошли по тропинке, через поле.

Мы старались держаться как можно ближе к живой изгороди, хотя трава там была выше и идти было труднее.

Солнечные лучи нагрели воздух. Появились бабочки и пчелы. Я то и дело останавливалась, снимала с головы платок и вытирала потное лицо. Я никогда в жизни не ходила так далеко и таким быстрым шагом, а в последние три месяца и вовсе топталась на пятачке за каменной стеной. На пятках у меня вскочили волдыри размером с шиллинг. Я подумала: «Нет, не видать мне Лондона!»

Но каждый раз, когда я так себе говорила, я вспоминала о миссис Саксби — интересно, какое у нее будет лицо, когда я шагну за порог нашего домика на Лэнт-стрит. И еще вспомнила о Мод — где бы она сейчас ни была. Какое у нее лицо.

Хотя лицо ее мне виделось сейчас довольно смутно. И это было странно.

Я сказала:

— Скажи-ка, Чарльз, какие у мисс Лилли глаза? Карие или голубые?

Он посмотрел на меня ошарашенно:

— По-моему, карие, мисс.

— А ты уверен?

— Мне так кажется, мисс.

— Ну, наверное, ты прав.

Но все-таки полной уверенности не было. Я прибавила шагу. Чарльз бежал рядом, тяжело дыша.