— Не так уж и трудно, да? — пробормотала она. — Как, по-вашему?

Я промолчала. В этот момент я думала не о ней, а о том, через что мне предстоит пройти сегодняшней ночью. И если она и заметила, что лицо у меня разгоряченное, то наверняка приписала это стыдливости. Если я и казалась сегодня не такой, как всегда, то что ей до этого? Все мы здесь чудные... Наконец она зевнула, отняла руки, потянулась и во мне будто что-то оборвалось. Она этого не заметила. Я пошла относить банку обратно в шкаф. Сердце замирало в груди. На все про все у меня была лишь секунда. Ключ от шкафа торчал в дверце, на нем висела вся связка — тот, что был нужен мне, дверной, был как раз в самом низу. Красть его я не собиралась — она бы заметила. Но на Лэнт-стрит частенько заглядывали всякие типы — кто с куском мыла или воска, кто с комом замазки... Я схватила ключ и быстро, но очень осторожно сунула его в банку и придавила.

На поверхности отпечатались все щербинки бородки — лучшего и желать не надо. Я только глянула — и быстро завинтила крышку, а потом поставила банку на полку. Дверь шкафа я прикрыла, но только сделала вид, что запираю. Ключ я протерла об рукав. Отнесла его сестре Бекон, та снова, как прежде, оттопырила большим пальцем карман.

— Сюда, сюда, — сказала она, когда я опускала связку в карман. — На са-амое дно. Вот так.

Я не могла смотреть ей в глаза. Пошла к своей кровати, оставив ее сидеть и дремать, как она всегда делала, пока сестра Спиллер не придет давать нам лекарства. Я в последнее время выпивала свою порцию заодно со всеми, но сегодня выплеснула — на этот раз на матрас — и вернула пустую кружку. Потом стала ждать, что сестра Бекон будет делать дальше. Если бы она пошла к шкафу — скажем, за газетой, за печеньем или за своим вязаньем или еще за чем, если бы она пошла к шкафу и, обнаружив, что он открыт, заперла бы его, тем самым испортив мой план, я даже не знаю, что сделала бы. Убила бы ее, наверное. Но, слава богу, этого не случилось. Она просто сидела на стуле и спала. Она спала так долго, что я уж стала беспокоиться: а вдруг она вообще никогда не проснется? Тогда я покашляла, потом бросила об пол башмак, еще поерзала на кровати — так, чтобы железные ножки заскрежетали, — она все не просыпалась. Неожиданно проснулась сама: привиделось ей что-то во сне. Встала, переоделась в ночную сорочку. Я, прикрыв рукой лицо, следила за ее действиями сквозь пальцы: видела, как она стоит, почесывая живот, как озирается, вглядываясь в лица спящих, потом замечает меня, и словно ее осеняет какая-то мысль...