Они молчали, пока мимо них проходила семья с заставленными едой подносами.

— Тогда вы, Ивата, были правы. Акаси не покончил с собой. Ему помогли умереть.

— Кто опознавал тело? — спросил ее Ивата.

— Это был полицейский по фамилии… — Вакацуки закрыла один глаз в попытке вспомнить. — Судзуки? Да, думаю, его звали Судзуки.

Ивата нахмурился:

— Судзуки? Полицейский?

— Да, я уверена, что его звали именно так. Я слышала, что он был кем-то вроде напарника Акаси. Бывшего напарника. Правда, совершено не похожим на полицейского.

— Почему?

— Алкаш какой-то, еле стоял на ногах. Честно говоря, он производил впечатление бродяги. В любом случае у доктора Танигути должен быть его адрес.

Вакацуки сверилась с часами.

— Вы можете взять себе эти записи. Но у меня через сорок минут начинаются занятия.

— Последний вопрос, Аяко. Как вы думаете, что там случилось?

Она мрачно ухмыльнулась:

— Сломанный палец, разбитое лицо, кровоподтеки… Инспектор, если вы спрашиваете меня, был ли убит Хидео Акаси, то мой ответ — да. Я не сомневаюсь в том, что раны на его теле вполне согласуются с тем, что его приковали, пытали, а затем, скорее всего после смерти, сбросили с Радужного моста с целью имитации самоубийства.

Она на секунду закусила губу, а затем продолжила:

— И дело совсем не в том, что я тут за вас пытаюсь сделать вашу работу, ребята, а в том, что мне до сих пор непонятно, почему ваши коллеги-полицейские так настойчиво отказывались от версии убийства.

— Спасибо, что уделили нам время, госпожа Вакацуки.

— Удачи со всей этой неразберихой, — сказала она, а затем повернулась к Хатанаке: — И спасибо за обед.