Вашко взял шляпу и, держа ее в руке, долгим взглядом смотрел, как Стив и Курт подхватили Самвела и начали медленно входить в воду. Грязно-коричневые струи плотно обхватили их колени, потом поднялись выше, заструились вокруг плеч. Они плыли уверенно, как тогда, на Черном море под Сочи, держа Самвела под мышки. Стремительное течение сносило их в сторону, и, точно повторяя их маршрут, поднимая водяную пыль, заслоняя собственным могучим корпусом, «Пэйв-Лоу» по-крабьи пятился за ними бочком, прикрывая всем бронированным корпусом от застывшего над островом краснозвездного вертолета.

МИ-24 завис в двух метрах от земли, чуть в отдалении от Вашко. Кусты затрепетали листвой, отчего-то засеребрились, как бывает только при очень сильном ветре, и вся развешенная одежда Вашко запорхала бабочками далекодалеко от острова. Он остался в трусах и со шляпой, которую не выпускал из рук.

По выброшенной с вертолета лестнице спустились двое. Вашко узнал обоих: первым шел Лапочкин, за ним, осторожно ступая по камням, пробирался тот самый чекист, что встретился им в Тбилиси.

Вашко отвернулся от них и смотрел в сторону плывущих.

Петрович! — заорал радостно Евгений. — Ты как здесь оказался? Ни на один день нельзя оставлять одного…

Курт и Стив доплыли до бетонного причала для лодок и, помогая друг другу, начали выкарабкиваться наверх. Двое мужчин в светлых брюках и таких же рубашках, не боясь измазаться, начали помогать им, потом обнимать, что-то кричать и радоваться. Подхватив под руки мальчишку, Курт пошел от берега. Стив повернулся в сторону острова и махал рукой, широко раскрывая рот, но что он кричал, Вашко не слышал, — вертолет по-прежнему висел над его головой и свистел лопастями, ревел двигателем.

«Пэйв-Лоу», дождавшись, когда приплывшие и встречающие отошли от берега, резко накренился, вписываясь в новый вираж, и, словно издеваясь, уже улетая, снова показал огромную белую звезду на брюхе.

— Гуд бай, Америка! — неожиданно для самого себя произнес Вашко. Ему было горько и обидно, как будто сейчас он потерял что-то очень дорогое для себя.

— Летим, Петрович! — взял его за локоть подошедший Лапочкин. — Чекисты обещают, что тебе ничего за это не будет…

Иосиф, словно видел его впервые, изумленно посмотрел на него.

— Чего молчишь? Может, решил объявить этот остров суверенной территорией? Летим, кончай дурить!

— Суверенная территория? — переспросил Вашко. — Неплохая мысль.

Он напялил на голову подаренную шляпу, шлепнул по животу резинкой от трусов и с маху бросился в воду; он плыл в ту сторону, где далеко-далеко, за тысячи километров, за лесами и горами была его Москва. Ненавидимый им и одновременно горячо любимый город, без которого он бы не смог прожить. И он отдавал себе отчет, что это были вовсе не пустые слова — это было состояние его души, суть его мироощущения…