Он умер быстро — Аполлон Бенедиктович наблюдал за казнью издали, и после тысячу раз проклинал себя за то, что не уехал еще вечером и за то, что вообще явился сюда. Хотя теперь он мог засвидетельствовать перед кем угодно: Господом, Сатаной или людьми, что порой бывают хуже самого Диавола, что Николай Камушевский не струсил. Не отступил, не плакал, не висел беспомощной тряпкой на руках охраны. Он даже от мешка, который на голову одевали, отказался, и, несмотря на то, что сие являлось нарушением заведенного порядку, палач не стал натягивать мешок силой.

Вот веревка легла на шею, и Николай нервно мотнул головой. Палач затянул петля, поправил узел, спросил что-то — из-за расстояния Аполлон Бенедиктович не слышал слов, только видел, как шевелятся губы — а Николай ответил. Дальше быстро: хмурый человек в мятом костюме зачитывает приговор — опять же до Палевича не долетело ни звука. А потом взмах рукой и тело падает вниз.

Аполлон Бенедиктович перекрестился, пусть суд Божий, ежели таковой есть, будет милостивее к этому мальчишке, нежели суд людской.

Спаси и сохрани душу его.

Пора возвращаться домой.

Тимур

Салаватов готов был поклясться, что в тот день, когда он вернулся, чтобы отдать сумочку, Ника находилась в квартире одна. Он бы заметил присутствие другого человека. Или не заметил? Он четко помнит открытую дверь, знакомый до боли запах «Черной магии», страх, холодной ящерицей скользнувший вниз по позвоночнику, и Нику, которая пыталась выпрыгнуть с балкона.