– Он обманывает, – обращаюсь я к маме. – Как он может такое о тебе говорить?

Я не сразу начала с ней разговаривать – слишком много обид накопилось между нами за эти годы. Сложно было простить ей алкоголь и таблетки, то, как после ареста Мэтти она ушла в себя. Ей был важнее тот, кого она потеряла, чем я, которая оставалась рядом.

Тем не менее с каждым годом после ее смерти я прощала маму все больше. За то, что она сделала, за то, что сделала со мной. Время сгладило острые углы. Я столько всего не успела спросить и сказать… Вопросов без ответа больше, чем таблеток, которые она принимала за обедом.

Дженис предложила мне написать маме письмо.

– Тебе поможет. Попробуй и себе написать такое. Письмо в прошлое. Обратись к себе-ребенку.

Я обещала попробовать, а вместо этого начала разговаривать с мамой. Так вышло случайно. Сама того не осознавая, шептала ее имя, когда засыпала или когда выгуливала собаку. Мало-помалу стала задавать ей вопросы, что-то вместе с ней вспоминать. «Помнишь, как мы то-то и то-то? Как думаешь, почему он сделал так, а не эдак?» И вот я уже веду с призраком долгие беседы…

Я не сумасшедшая, мне не чудятся голоса. Дело в том, что я легко могла представить ее ответы, а может, просто их додумывала.

Дженис не обманула, беседы с мамой помогали, и я разговаривала с ней все чаще и чаще. Редкий день проходил без нашего общения. Будто она вернулась ко мне.

И все же я всегда представляю ее со стаканом джина, вижу, как она рассматривает старые фотографии. Нет, я разговариваю не с той, что провела со мной свои последние годы, а с той, с кем мы переехали в Лондон. Тогда в целом мире были только мы вдвоем. Такой я ее любила больше всего. Такой мне ее безумно не хватает.

Оттого я так злюсь на Мэтти. Он убивал незнакомых мне женщин и убил мою маму, пусть я и не складываю с себя ответственности. Она так и не оправилась после его ареста. Из-за него глотала таблетки и каждый день напивалась до полусмерти, из-за него хотела умереть.

А сейчас Мэтти пытается убить единственное, что у меня от нее осталось, – память о женщине, которая привезла меня в Лондон в поисках лучшей жизни. Которая устраивала пикники в кровати и вместе со мной искала «сокровища» на Парламент-Хилл. Которая объяснила, что такое антропоморфизм, и научила ставить себя на место другого.

– Чертов ублюдок!

– Следи за языком, Софи.

Я не слышу ее голос, но могу представить, как она это говорит.

– Он серьезно думал, что я поверю в его вранье?

– Кто знает? Он так долго нам лгал…

Я выжимаю педаль газа. Глаза жжет от слез, и я вытираю их рукавом. Не буду плакать. Не из-за него. Больше не буду.