Томпсон ощутил рядом чьё-то присутствие. Он повернул голову. Стоял босоногий малец лет шести-семи в шортах, с узкими плечами и ворохом тёмных волос.

Томпсон улыбнулся.

– Привет.

Мальчишка молча глядел на него. Ничего хорошего он явно не помышлял. Во всяком случае, Томпсон не назвал бы это выражение лица радушным.

– Ты пришёл поиграть? – спросил он у малыша.

Ничего не изменилось.

У Томпсона не было конфет, чтобы угостить. Хотелось задобрить этого мальчишку, прогнать хмурость с его лица.

– Дилан! Идём, милый!

Хмурый Дилан в шортах побежал на мамин голос.

Томпсон вернулся к чтению.

«…Тело обнаружено. После этого – выход Барбары. Не думаю, что она обмолвилась хоть чем-то с Патриком. Полагаю, она действовала в одиночку в попытках отвести от сына всякое подозрение. И, чтобы сбить нас с пути, выкинула первый фокус – горшок с фиалкой. Трюк не удался. Я, благодаря наблюдательности, моментально его раскусил и объявил об этом на общем собрании после пожара…»

Да, Томпсон помнил, как норвежец и его провёл. Хотя нет. Он его проверял. Ведь Томпсон сразу попал под подозрение…

«…На том же собрании Сара заявила, что видела кого-то у гаража. Но окно её спальни не выходит к гаражу. Тогда Сара выкручивается, что видела из окна кухни. Но не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы распознать такую глупую ложь. Патрик сложил два и два и понял, что Сара была в комнате доктора. Возможно, он слышал, чем они занимались. Патрик уже не ждал месяцами, а действовал сгоряча. Подкараулив Сару после того, как она спустилась, измерив (безуспешно!) мне давление, он, должно быть, сообщил ей, что в ванне что-то есть. По всей вероятности, он нашёл оброненный гребень Урсулы и кинул его в воду. Сара наклонилась, чтобы достать его, в это время Патрик взял гипсовую голову и убил сестру…»

Что это был за мир, в котором убивали ради любви, даже ради неразделённой! К чёрту вообще тогда любовь!

«…Представляю, каково было Барбаре меж двух огней. Она знала убийцу и не могла его выдать. Но постепенно её собственные чувства стали прокладывать себе путь…»