Так что для Руна наверняка будет особо унизительно увидеть, кто спасет их сейчас, кто откроет тайник, который он не смог отворить.

— Отойдите, — произнесла Элизабет, забирая у Софии нож.

Графиня опустилась на колени рядом с Руном, нагребла горсть соломы и стала вычищать его кровь из углубления в камне.

Корца посмотрел на нее.

— Что ты...

— Молчи, — велела она.

Все еще стоя на коленях, Батори порезала свою ладонь и всмотрелась в кровавую лужицу, набирающуюся в горсти. С блестящей темной поверхности на Элизабет смотрело ее собственное бледное лицо.

«Прости, Рун. Я знаю, что это причинит тебе боль».

Она произнесла положенные по обряду латинские слова:

— «Ибо это есть Чаша Крови Моей, чаша Нового и вечного Завета».

Потом повернула руку, позволяя крови стечь в углубление в полу. Темная жидкость быстро заполнила мелкую чашу.

И когда уровень ее достиг края, графиня почти пропела последние слова ритуала:

— Mysterium fidei.

С тихим скрежетом камень погрузился в пол, затем сдвинулся в сторону.

Элизабет услышала, как все ахнули, не в силах поверить.

Только Эрин рассмеялась.

Остальные повернулись к ней.

— Я поняла, — объяснила Грейнджер. — Элизабет стала цельной, когда в пустыне Рун вернул ей душу. Затем, в базилике Святого Марка, когда Бернард отнял эту новую душу и снова сделал ее стригоем, ей не позволено было выпить крови. Вместо этого она в ту же ночь вынуждена была испить вина.

— И с тех пор я не пробовала ни единой капли крови, — дополнила Элизабет и повернулась к Руну. — Согласно требованиям Церкви, моя сущность оставалась чиста. Я Избранная. И вот доказательство.