Джордан поднял взгляд, и тут на него снова кинулся Легион. С торжествующей улыбкой на лице демон высоко поднял меч монаха. Клинок все еще дымился от собственной крови Легиона.
И это подало Джордану идею.
Уклонившись от этой атаки, Стоун навзничь рухнул на землю, словно простираясь перед Легионом в ожидании смерти. Но на самом деле он бросился на клинок, который мгновение назад поставил вертикально у себя за спиной. Лезвие пронзило его тело и вышло из живота. Черный обсидиановый меч обжигал плоть жаром и холодом одновременно, точно пылающий лед. Это был собственный меч Легиона, чуть раньше брошенный демоном в снег, и теперь его клинок был алым от горячей крови Джордана.
Когда враг шагнул к нему, хромая на сломанное колено, Стоун снова пнул его. Шипастая подошва впечаталась в здоровое колено Легиона — не настолько сильно, чтобы сломать, но достаточно, чтобы сбить демона с ног и заставить его рухнуть на тело Джордана.
Стоун раскинул руки в стороны. Легион упал поверх него, насадившись всем телом на меч, покрытый ангельской кровью Джордана. Демон закричал и задергался на клинке, но человек обхватил его обеими руками и перекатился на бок, заливая кровью, текущей из раны на животе, холодное черное тело Легиона. Джордану хотелось, чтобы вся его ангельская сущность хлынула наружу вместе с этой кровью, выжигая демона из тела Леопольда.
— Отправляйся обратно в ад, ублюдок!
Легион метался и завывал, исходя сгустками черного дыма, как будто горел заживо в огне крови Джордана. Постепенно чернота сбежала с этого лица, затем с тела, и на Джордана глянули серо-голубые глаза Леопольда.
— Mein Freund... — прошептал Леопольд, уронив голову. Его лоб коснулся щеки Джордана. — Ты освободил меня.
Джордан не разжимал объятий — теперь уже не затем, чтобы помешать духу тьмы сбежать, а для того, чтобы Леопольд знал: он не один, что ему даровано прощение и любовь друзей. Стоун держал его, пока друг не обмяк в его руках, обретя, наконец, истинный покой.
Рун видел, как руки Эрин бессильно соскользнули с ее шеи, слишком слабые, чтобы зажимать рассеченное горло. Корца потянулся было, чтобы самому попытаться удержать остатки ее жизни, но слабеющие удары ее сердца говорили ему, что эти усилия бесполезны. Вместо этого он осторожно переместил ее к себе на колени, уложив поудобнее, и сжал ее скользкие от крови пальцы. Голова Эрин откинулась назад, на лице ее играли алые отблески огня, испускаемого камнем.
Как мог он обратить ее — женщину, которую любил и продолжал любить?