— В конце концов, Ингрид, поставь себя, хотя бы на миг, на мое место.

— А я? — спросила она. — Ты думаешь, я не переживаю?.. Короче говоря, вот как это случилось… У меня было две приятельницы: одна в штате профессора Дегийя, а другая… Впрочем, не важно, их звали Мод и Габи. Габи только что купила малолитражку, и нам хотелось взглянуть на море. Мы обосновались в Ла-Боле. В гостинице я случайно натыкаюсь на туристский журнал и читаю статью Раулья де Лепиньера. Там было несколько цветных репродукций его картин. Загоревшись желанием больше узнать о Бриере, я отправляюсь в галерею, где он выставлялся летом… Мы встречаемся… Вот и все. Я надеюсь, что ты — не сексуальный маньяк, и этого достаточно.

— Сколько времени это длилось?

— О! Совсем недолго. Когда мои подружки поняли, что я делаю глупость, они утащили меня на юг, но было уже поздно.

— Что я слышу! Неужели отец был настолько… обворожительным?

Ингрид снисходительно улыбнулась.

— Ты, часом, не ревнуешь? Да, он был обходительным. Он умел говорить.

Признаться, я потерял дар речи от изумления. Ведь дома отец мог за целый день не проронить ни слова.

— Как тебе объяснить, — продолжала Ингрид. — После больничной среды с шуточками студентов-медиков, грубыми окриками больных… ну, сам знаешь, — я мгновенно переносилась в необычайно странное место, где меня начинал обхаживать внимательный, тонкий, чувствительный человек, вдобавок художник… Тебе нечего мне возразить. Ему оставалось лишь подобрать меня.

— Не надо, — взмолился я. — Не надо. Прошу тебя.

— Прости меня, Дени. Я не собираюсь причинять тебе боль. Я лишь пытаюсь… Словом, мне хотелось бы, чтобы ты почувствовал…

— Не стоит говорить об этом!

— Легко сказать. Порой мне казалось, что он несчастлив, и это меня расстраивало. Кроме того, он мне кое-что обещал.

— Приехать к тебе в Париж? Да? И ты ему верила?

— Ты что, никогда не был влюблен? Разве сейчас ты не влюблен, разве ты не бредишь мной?

Ингрид по-дружески взяла меня за запястье.

— Ладно, тем лучше, раз ты не знаешь, что такое любовь.

— Прости, — возразил я, — просто можно любить и не быть при этом дураком.

Отпустив меня, она схватила пачку сигарет у себя за спиной.

— Это то же самое, что говорить о красках со слепым. Хорошо, я была дурой. Поэтому я ждала его в Париже, а он, естественно, так и не приехал.