В верхний карман его замызганной гимнастерки я сунул сто тысяч. Может, кто и скажет — жмот, но у меня и правда больше не было. По дороге домой ребята продолжали гоготать, потом стали рассказывать анекдоты про дураков. Дураки, те же праведники. — И чем труднее время на дворе, тем больше в них надоба. Да не оскудеет земля простодушными.

Портреты в сельском интерьере, или Два взгляда на русскую литературу

Портреты в сельском интерьере, или Два взгляда на русскую литературу

Пьет Россия, пьет, а попросту говоря, спивается…

Деревня, в которой я провожу лето без малого двадцать лет, называется Князево. Какие тут раньше князья жили — неизвестно, а сейчас из аборигенов остались четыре мужика. Одному — восемьдесят, другому — Сашке, по прозвищу Хохол, — шестьдесят, и два сорокалетних, все еще добрых молодца, холостяка — Ванек Брулев и Сенька Пряхин.

Дед Миша и Хохол живут при семьях, на лето наезжают родня, дети, внуки, все прожорливые, как американская рыбка пиранья, тянут с усадьбы овощи, яйца, молоко, грибы и варенье. Помогают, конечно, со скотиной управиться, сено заготовить.

Ванек Брулев и Сенька Пряхин существуют в гордом одиночестве, держат только «курей», да и тех не кормят. Ванек в этом году даже картошку на усадьбе сажать не стал: «А на кой она мне?» Он шофер. За вечное пьянство водительские права у него отобрали окончательно, теперь он якобы чинит машины. Однако зарплату на руки Ваньку не дают, ее получает живущая в совхозе сестра и потом скудными порциями выдает ему на пропитание. Когда-то была огромная семья, восемь человек детей, — сейчас все в той или иной степени спились.

Сорокалетний Ванек все еще выглядит подростком, лицо приятное с толковым и чистым выражением. Изъясняется он с такой артикуляцией и с таким странным выговором, что иногда кажется — мы принадлежим к разным языковым группам. Одежду он носит серых и бурых тонов, поэтому понять, насколько она грязна, невозможно. Смуглые маленькие руки его гладкие, чистые, ни мозолинки на них, ни царапинки, такие руки бывают у людей умственного труда, которые сами себе и хлеба не отрежут. Визуально определить, пьян ли Ванек вусмерть или так только, принял для разогрева, невозможно, он всегда ходит покачиваясь, словно все деревенские сквозняки колышут его мальчишескую фигуру. Выдает его опять же артикуляция: если вусмерть, то он уже не говорит, а мычит, вякает, мякает и прочее.

Странно, но даже в крайнем хмелю он не противен. На лице все то же растерянное и приятное выражение. Он не только добр, но и безвреден, как растение средней полосы, деревцо или куст. Не могу только понять — какое. Надо бы найти мужское название, но ни дуб, ни клен к Ваньку никак не подойдут. Бересклет бородавчатый, есть такой куст, цветущий по весне маленькими, словно кожаными цветками. К осени цветки превращаются в красивые плоды — сережки с черным глазком. Можно бы сравнить Ванька с этим кустом, да не обидеть бы бересклет.