Какая в аптеке может быть охрана? Заманивают, гады! Сейчас по башке треснут, а через черный ход выкинут.

— Никуда я не пойду! — голос мой был железо и сталь, как у большевиков.

— Петь, ты что сердишься-то? Я тебя угостить хотел. У нас в аптеке все свое. Ну ладно… Стой здесь, я сейчас принесу.

Он вернулся через минуту. В руках у него была моя холщовая сумка. Надо сказать, я малость прибалдел.

— Это ты мне звонил?

— Я.

У мужика был акцент, но только хохляцкий. Не расслышал впопыхах при телефонном треске, вот что значит иметь дурные предчувствия. В сумке все было на месте, кроме миллиона. Хотя, признаться, я не удивился бы, если б и деньги были на месте, столь невероятен был мой спаситель. Он мелко смеялся, похлопывал меня по плечу и приговаривал:

— Я утром встал, смотрю, в палисаде под яблоней сумка. Ма-ать честная! Стою, репу чешу, а моя блажит: «Не подходи, может, там мина!» Да кому мы нужны-то? Потом открыл сумку и оч-чень запереживал. Я бы тебе сразу позвонил, но телефона у меня дома нету, только на работе. Так мне, Петя, приятно, что я тебе услужил.

— Я-то думал…

— Да понял я, что ты меня за кого-то другого принимаешь, — перебил он меня со смехом. — Но ведь не доорешься.

— А цифру шесть зачем называл?

— Дак это номер аптеки.

— И какое вы за это хотите вознаграждение?

— Да какое же вознаграждение? Если бы я телефон на почте заказывал, тогда конечно. При нынешней дороговизне — оплати разговор. А так мне одно удовольствие.

Тут Игорьковы ребята подрулили, обступили нас, вслушиваясь в разговор.

— Приятели твои? Плотные отроки! Им бы гири кидать.

— На весы, — буркнул я.

На лицах моих защитников было написано недоверие, недоумение, потом они начали улыбаться и, наконец, заржали, как кони.

— Спасибо, старик, — сказал я и смутился, он и впрямь был стариком, в таких случаях надо как-то иначе обращаться.

— Да чего там…