Предполагаемая российская подданная была завернута в простыню, впрочем, совсем неплотно, и, в отличие от соучастника, особенного волнения не выказывала – вертела во все стороны смышленым скуластым личиком, пошмыгивала носом, а при виде пригожего вице-консула закинула ногу на ногу и игриво покачала шлепанцем. Коленка у жертвы растления была тощая, как лягушачья лапка.

– Кто это? – возопил по-английски Онокодзи. – Я требовал присутствия японских властей! Вы ответите! Мой кузен – министр двора!

– Это представитель потерпевшего государства, – торжественно объявил Локстон. – Вот, господин вице-консул, передаю это несчастное дитя на ваше попечение.

Фандорин брезгливо покосился на растлителя и участливо спросил у девчонки по-русски:

– Как тебя зовут?

Та поиграла размалеванными глазенками, сунула в рот хвост косички и протянула:

– Баська. Баська Зайончек.

– Сколько тебе лет?

Немножко подумав, несчастное дитя ответило:

– Двадцать.

И, что было уж совершенно лишним, дважды показала две растопыренные пятерни.

– Она говорит, что ей двадцать лет? – немедленно оживился князь. – Она ведь про это сказала, да?

Не обращая на него внимания, Эраст Петрович медленно произнес:

– Очень жаль. Если бы вы были несовершеннолетняя, ну малолетняя, Российская империя в моем лице защитила бы вас. И тогда вы могли бы рассчитывать на большую к-компенсацию. Вы знаете, что такое «компенсация»?

Что такое «компенсация», Баська явно знала. Она наморщила лоб, пытливо разглядывая титулярного советника. Дернула ногой, сбросив шлепанец, почесала ступню и заявила, глотая твердое «л»:

– Я соврала пану. Мне четырнадцать лет. – Еще немножко подумала. – Скоро будет. А пока тринадцать.

На сей раз показала сначала две пятерни, потом три пальца.

– She is thirteen (ей тринадцать – англ.) – перевел Локстону вице-консул.