– Я думал, что вы любите Софью Диогеновну. А вы и ее предали. Больше вам ее не увидеть.
Сказал – и тут же раскаялся. Это, пожалуй, было недостойно.
Но Сирота не смутился.
– Совсем напротив. Сегодня я сделал Соне предложение, и оно принято. Я предупредил, что, если она за меня выйдет, ей придется стать японкой. Она ответила: «С тобой хоть папуаской». – Лицо новоприобретенного врага Российской империи расплылось в счастливой улыбке. – Мне горько, что мы с вами так расстаемся. Я глубоко уважаю вас. Но ничего плохого с вами не случится, господин Цурумаки обещал мне это. В сейф нарочно положили золото вместо документов, представляющих государственную тайну. Благодаря этому, вам не будет предъявлено обвинение в шпионаже. А подавать в суд за попытку грабежа господин Цурумаки на вас не станет. Вы останетесь живы, не попадете в тюрьму. Вас просто вышлют из Японии. Здесь вас оставлять нельзя, вы слишком активный человек, и к тому же озлоблены из-за ваших погибших друзей.
Он обернулся к Дону и поклонился в знак того, что разговор на русском окончен.
Цурумаки прибавил по-английски:
– Сирота-сан – настоящий японец. Человек чести, который знает, что долг перед Родиной превыше всего. Идите, друг мой. Вам незачем тут находиться, когда придет полиция.
Низко поклонившись своему новому господину и слегка кивнув Фандорину, Сирота вышел.
Титулярного советника держали все так же крепко, и означать это могло только одно.
– Полиция, конечно, явится слишком п-поздно, – сказал Эраст Петрович хозяину. – Вор погибнет при попытке убежать или оказать сопротивление. Для того вы и услали прекраснодушного Сироту. Я такой активный человек, что меня не просто нельзя оставить в Японии. Меня нельзя оставить в живых, верно?
Улыбка, с которой Цурумаки выслушал эти слова, была полна веселого удивления, словно миллионер не ожидал услышать от пленника столь тонкое и остроумное замечание.
Повертев в руке «герсталь», Дон спросил:
– Самовзводящийся? И без курка?
– Без. Просто жмите на спусковой крючок, и вылетят подряд все семь пуль. То есть шесть, один заряд уже потрачен, – ответил Фандорин, внутренне гордясь собственным хладнокровием.
Цурумаки взвесил револьверчик на руке, и титулярный советник приготовился: сейчас будет очень больно, потом боль станет тупее, потом совсем пройдет…
Но «герсталь» полетел на пол. Эраст Петрович удивился лишь в первое мгновение. Потом он заметил, что карман халата у Дона оттопыривается. Ну разумеется: было бы странно, если бы грабителя застрелили из его же собственного револьвера.
Словно в подтверждение догадки рука хозяина опустилась в тот самый карман. Дело явно шло к развязке.