– Хорошая вера. Похожа на секту Нитирэн. Такая же дисциплинированная. Смотрите – все собрались на площади. Наверное, какой-нибудь священный праздник.

Эраст Петрович повернул голову и, действительно, увидел впереди подобие небольшой площади, на которой густо стоял народ. Все столпились перед домом с червлёной крышей и нарядно проолифенными стенами. Сквозь тихий гул мужских голосов пробивались бабьи причитания и плач.

– Фуражки понаехали, – объявил Крыжов, встав на облучок и глядя поверх голов. – Стряслось у них тут что-то. А ну, блюстители веры! – крикнул он на задних. – Расступись! Дорогу начальству!

В толпе заоборачивались. Увидели городских людей, попа в чёрной рясе и быстро, словно боясь запачкаться, шарахнулись в стороны. Открылся проход, по которому вылезшее из саней «начальство» двинулось вперёд.

У деревенских на лицах появилось одинаковое выражение – смесь насторожённости и брезгливости. Когда отец Викентий, важно переваливавшийся с боку на бок, задел рукавом рясы белобрысого мальчонку, мать подхватила малыша и прижала к себе.

Наконец, пробились к дому.

Обособленно от всех, словно по ту сторону невидимого барьера, стояла небольшая группа людей: двое в форме и ещё двое одетых по-городскому.

– Это наш исправник, – на ходу пояснил Эрасту Петровичу статистик, показывая на мужчину, вытиравшего платком распаренную лысину. – А в чёрной шинели – Лебедев, следователь. Раз приехал в Денисьево – значит, преступление, и нешуточное… Приветствую вас, Христофор Иванович! Что здесь такое?

Следователь оглянулся.

– Алоизий Степанович? По переписным делам пожаловали? Ох, не ко времени.

– Да в чём дело?

Казённые люди поздоровались с председателем за руку, к священнику подошли под благословение, Эрасту Петровичу вежливо кивнули, но и только – похоже, им сейчас было не до представлений. Двое штатских сосредоточенно что-то обсуждали вполголоса, на вновьприбывших едва посмотрели.

Куда-то исчез Лев Сократович. Только что был рядом, и будто сквозь землю провалился. Фандорин оглянулся, но и в толпе Крыжова не углядел.

– Выкинули фортель раскольнички, – злым тоном начал рассказывать следователь Лебедев. – Целая семья заживо в землю закопалась. Муж, жена, младенец восьми месяцев… Будет теперь шуму! А ещё называем себя просвещённой страной. Позор на всю Европу!

– Как закопалась? – охнул Кохановский. – Неужто из-за переписи!?

– Разумеется. Напугались, болваны. Откапываем вот. Один труп уже достали…

Дьякон Варнава всхлипнул и перекрестился. У благочинного же известие вызвало странную реакцию: он причмокнул толстыми красными губами, азартно раздул ноздри и, попятившись, скрылся в толпе, только высокая фиолетовая камилавка закачалась над головами.