Джон Новак бесшумно подошел к столику, кивнул кузену и присоединился к нашему безмолвному разговору. Черные круги под глазами выделились особенно отчетливо, когда он посмотрел на меня исподлобья и низким хриплым голосом спросил:

– Ты чего такая расстроенная? Из-за переезда семьи Джонс?

Я растерянно на него посмотрела, внизу живота неприятно потянуло.

– Ты о чем сейчас?

Джон одарил меня не менее озадаченным взглядом.

– Ну как же… у дома мистера и миссис Джонс вкопана табличка «продано», а у тротуара стоит грузовая машина, они вроде как выезжают…

Мгновенно вскочив, я забрала свою книгу, закинула рюкзак на плечо, и, буркнув «пока», побежала в сторону выхода, не заметив сочувственных взглядов парней.

– А вдруг я что-то напутал, Блэк!

Голос Джона был переполнен досадой, но для меня это уже не имело никакого значения.

Я помню теплый ветер, солнечных зайчиков, радостные возгласы школьников Эмброуза и как у меня перехватило дыхание, когда слова Джона подтвердились, и я, стоя на тротуаре, наблюдала за рабочими, которые грузили мебель Джонсов в огромную машину, куда, в принципе, мог поместиться сам дом.

Беспомощно сжимая и разжимая кулаки, я сорвалась с места и под изумленные взгляды вбежала внутрь, застав родителей Моники в гостиной.

– Скажите, что это неправда и вы не покидаете Эмброуз!

Мистер и миссис Джонс, сохраняя благородное спокойствие, только переглянулись между собой.

– Нам уже нечего здесь делать, – ровным голосом сказала мама Моники.

Меня затрясло.

– Как вы смеете такое говорить! Как почувствует себя Моника, когда вернется и поймет, что вы ее не дождались! – на мои глаза навернулись горячие слезы ярости.

– Мы ведь с тобой знаем, что, вернись она назад, пойдет не домой, а к тебе.

После чего мистер и миссис Джонс сели на диван, мягко кивнув мне на соседнее кресло. Пытаясь выровнять дыхание, я рухнула на него.

– Соврите мне, что вы ее любили.

– В этом все наши беды – мы говорили слишком много правды. Отчасти потому Моника и убежала в ту ночь.