Наш роман продлился полгода. Я повзрослела, изменилась. Когда Он внезапно пропал, страдала недолго, ведь узнала, что беременна. Я не испугалась. Я, больше всего боящаяся одиночества, теперь понимала, что уже никогда не буду одна.
И в честь кого я могла назвать новорожденную дочь? В честь той, кого любила больше всех на свете. Элисон.
Голос Моники охрип и оборвался, а я, не отдавая себе в этом отчета, начала медленно оседать на пол.
– Шли годы. Элисон росла на удивление тихой, милой, радостной девочкой. Ослушалась меня единожды, когда, несмотря на запрет, прыгала на кровати, упала и разбила губу. Странно, но только тогда в полной мере мне стало понятно, что в вечер своего исчезновения я попала туда, куда было суждено. Но все равно, ты только представь, что я испытала, когда еще через три года мы играли на площадке, и я увидела, как ты знакомишься… со мной.
Моника… мама… – как теперь ее называть? – смотрела на меня с противоположной стороны комнаты, а я поражалась своей глупости. Как, как я могла этого не замечать? Да, туман на протяжении десятков лет одурманивал Эмброуз, но ведь не настолько, чтобы оказаться такой слепой!
– А мой папа? О нем ты все рассказала?
Она засмеялась.
– История с твоим отцом – самое нормальное, что здесь произошло.
– И ты никогда не пыталась его найти?
– Как мне доподлинно стало известно, в то время под Сиэтлом находилась какая-то секта. Упоминания о ней появились и исчезли в тот же промежуток времени, что и твой отец. Больше мне ничего не известно.
– Почему я теперь вижу, кто ты на самом деле?
– Потому что ты догадалась. Увидела коробку?
– Да. Медвежонок из этих шахт, желтый дождевик… а самое главное – конверт мистера Ньютона. Но что… как теперь быть? Что делать?
Она подошла ко мне и присела на корточки, заглядывая своими бездонными карими глазами мне в душу. А ведь они не поменялись… и этот запах корицы… легко себя чувствовать одинаково безопасно с двумя людьми, если это один и тот же человек.
– Элисон… Я была хорошей подругой и такой же хорошей матерью… Неужели для тебя правда что-то изменила?
Я зажмурилась, до боли ломая пальцы рук.
– Эти убийства… «французы»… Эмбер… ты могла все предотвратить… но не стала…
– Я пыталась, но ты же видишь, к чему это привело! Я перенеслась в 2002 год, а потом у меня появилась ты…
– Попыталась бы сейчас, будучи уже моей матерью, а не Моникой!
– Ты забываешь, – покачала она головой, – что Моникой я быть не перестала. К тому же… в первый день, когда меня кинуло в прошлое, кое-что случилось, из-за чего меня сначала не захотели возвращать.