Я комкаю испачканные салфетки в правой руке и быстро прихожу в себя.

– А, ты об этом! Все отлично. Она дала мне прекрасные комментарии, это было очень полезно и весело.

«Консультации с Луной» служили мне алиби для любого вечера, проведенного с Розмари, потому что Луна тоже писатель, эссеист, хотя я давно не спрашивала ее о творчестве.

Теперь мне надо развести Луну и Калеба, чтобы он не начал задавать ей вопросы. Это не кажется особенно трудным. Он редко навещает меня на работе.

Как долго я еще буду работать в книжном магазине? Чем еще я могу заняться?

Чувствую, как мое повествование подходит к концу; уже несколько месяцев в животе постоянно гудит, то и дело приливает адреналин, но ничто из этого не длится долго – кроме слов, записанных на бумаге.

* * *

В течение следующих трех недель я лихорадочно пишу, зачастую проводя по несколько часов в кафе напротив. Чтобы избежать косых взглядов со стороны посетителей или персонала из-за долгого пребывания, каждые полтора часа я специально подхожу к кассе, чтобы купить что-то еще: ледяной масала-латте – семь долларов; булочка с черникой и шоколадной крошкой – три пятьдесят; багет с моцареллой и томатами – девять пятьдесят (плюс налог).

Наконец я отправляю тексты двум своим главным читателям.

Бабушке – невычитанный, черновой вариант с начала и почти до самого конца. Я остановилась на последней главе, потому что ничто из придуманного мной не подходит. Надеюсь увидеть в ее реакции какую-то подсказку, как выстроить кульминацию. Розмари я шлю другой текст. «Не знаю, как у тебя со временем, – пишу я, – но с удовольствием заплачу тебе за новый раунд критики!»

Мы не разговаривали после концерта, и, если быть до конца честной, я скучаю по ней, и это довольно неожиданно и опасно. Я хочу, чтобы она желала видеть меня частью своей жизни. Хочу произвести на нее впечатление. Это внезапное желание пугает меня: скоро мне наверняка придется выбирать между ней и Калебом. И, удивительно дело, выбор не так очевиден.

Сцена, которую я представляла себе раньше (мы у алтаря), меняется: на этот раз Розмари в белой фате и сияющая я в роли подружки невесты, хотя мне не совсем понятно, кто же жених.

Странно, но я успокаиваюсь, когда пишу об этом; необъяснимым образом эта сцена предполагает некое отпущение грехов.

Через сорок восемь часов (слишком долго) Розмари отвечает: «Конечно! Постараюсь прочитать как можно скорее».

На этот раз я высылаю отрывок, в котором рассказываю свою первую историю: про Адама. Хочу, чтобы она воспринимала меня по-другому.

Но бабушка читает быстрее – у нее есть мотив спешить – и звонит мне через несколько дней.