– Я не понимаю… – Лавиния наморщила лоб, облизнув пересохшие губы. – Что с Арчи? Почему его жизнь в опасности? На него что, тоже напали?

– Вот, – Оливия приподняла саквояж, – тут ваши вещи. Я всё объясню по дороге. Нужно торопиться, пока инспектор не передумал.

Глава девятнадцатая, в которой мужественная Лавиния Бекхайм демонстрирует талант драматической актрисы, сержант Гатри – несвойственные ему обычно чудеса ловкости, а инспектор Тревишем получает обещанное и надеется больше никогда в своей жизни не увидеть ни Оливию Адамсон, ни её брата

Глава девятнадцатая, в которой мужественная Лавиния Бекхайм демонстрирует талант драматической актрисы, сержант Гатри – несвойственные ему обычно чудеса ловкости, а инспектор Тревишем получает обещанное и надеется больше никогда в своей жизни не увидеть ни Оливию Адамсон, ни её брата

Оливия была права – инспектор, ожидавший в полицейском автомобиле, едва сдерживался, чтобы не приказать сержанту заводить мотор и скорее ехать в участок, подальше и от больницы с пострадавшей актрисой, и от мисс Адамсон, в голове которой, оказывается, теснились на редкость вздорные идеи. Если бы не возможность уже сегодня сообщить суперинтенданту, что похищенный экспонат, который безуспешно разыскивают все дивизионы Лондона, у него, у инспектора Тревишема… И он обречённо вздохнул, как вздыхают люди, изнурённые борьбой здравого смысла и отчаянной веры в чудо.

– Полностью с вами согласен, сэр, – почтительно кивнул сержант Гатри, проявляя солидарность.

Когда окончательно стемнело и низкое шершавое небо вновь принялось сеять колючую снежную крупку, на больничном крыльце показались две женские фигурки.

– Вот они! – гаркнул Тревишем, и сержант от неожиданности так стремительно подал машину вперёд, что мотор, утробно всхлипнув, напрочь заглох.

Из-за этой досадной проволо́чки они провели на холоде больше времени, чем рассчитывали, и то ли из-за этого, то ли оттого, что вскоре ей предстояло сыграть самую важную роль в своей жизни, но Лавинию начала бить дрожь. Она сидела в машине очень прямо, будто боялась, что иначе не выдержит, и всё повторяла и повторяла тихим шёпотом слова, которые должны были помочь изобличить истинного убийцу.

К пансиону подъехали поздно. Даже репортёры, весь день толпившиеся у парадной двери, почти разошлись – их осталось только двое, самых стойких и преданных профессии. Один из них, впрочем, уже уговаривал себя вернуться в редакцию и набросать статейку, как это называлось в их среде, «из-под ногтей», но чутьё подсказывало, что впереди грядёт нечто любопытное. Не хотелось уступать этому олуху из «Ньюс кроникл», вот ещё.