Когда Оливия вошла в пансион через чёрный ход, было уже без четверти восемь. Все жильцы собрались в гостиной, однако этот вечер ничем не напоминал недавние беспечные сборища у камина. Никто не шутил, не танцевал, не пел песен, и дверцы виктролы были накрепко закрыты.

Артисты вполголоса переговаривались между собой, обсуждая, кто завтра едет с Рафаилом Смитом и Мамашей Бенни, а кто присоединится к ним позже. Эффи спорила по пустякам, правда, без привычного задора, точно по обязанности, Мардж вяло жевала тост с маргарином, Джонни хрипло и отчаянно уверял, что ослица совсем от него отвыкла и вообще её надо оставить до лучших времён в платной конюшне.

Имоджен была сама на себя не похожа – по-старушечьи кутаясь в тёплую шаль, она моргала и щурилась, как человек, разбуженный посреди ночи, и к увещеваниям Гумберта Проппа съесть хоть кусочек тоста, хоть один-единственный крекер с джемом оставалась глуха и безучастна. Чай в её чашке давным-давно остыл, и такой же холодной, остывшей ко всем и ко всему она ощущала себя. Где-то глубоко внутри куском льда застыло бесполезное теперь сердце, и дальнейшая жизнь представлялась ей выжженной пустыней, по которой придётся брести, пока не иссякнут силы, и не упадёшь вниз лицом, прямо в обжигающий песок, и канюки не закружатся над добычей в плавном и яростном танце.

Возвращение Оливии, как и её отсутствие, не привлекло особого внимания. Слишком уж много забот предстояло членам труппы, чтобы волноваться ещё и о ней. Только Филипп проницательно взглянул на неё, да Элис протянула блюдце с последним тостом. Хлеб нарезали небрежно, и с одного края кусок подгорел, а с другого остался мягким. Чай перестоял и горчил, но заваривать новый Элис не спешила. Миссис Сиверли рассчитала горничную после обеда, выдав положенное вознаграждение с удержанием платы за форменное платье и кружевную наколку.

Оливии кусок не шёл в горло. Она бросила взгляд на латунный циферблат в деревянном футляре, затем на собственные наручные часики, оправленные в серебро, и ей вспомнились слова Рафаила Смита: «Темп, темп и ещё раз темп – вот залог успешного фокуса». Тогда она откусила кусочек тоста и вполне натурально подавилась. Отошла к окну, отвернулась от всех и принялась надсадно кашлять, одновременно с этим отдёргивая тяжёлую портьеру, словно ей не хватало воздуха.

– Боже, Олив, что с тобой? Ты вся посинела! – забеспокоился Филипп.

Она схватилась за горло, демонстрируя, что не может говорить.

– Воды, Элис! Не стой столбом, шевелись!

– Вам надо выпить чаю, мисс Адамсон! Только не слишком горячего, – авторитетно заявил Гумберт Пропп.