Джоша теперь интервьюируют другие репортеры. Потому что разговор со мной в баре сделал его фигурантом истории.
Мой босс говорит, что я был лучшим профессиональным теннисистом из всех, кто у него когда-либо работал. И сожалеет, что я оказался «таким психом».
И Миллисент. Она не выступает на камеру, и ее фото не показывают по телевизору. Но моя жена составила заявление:
«Я и мои дети просим вас уважать нашу личную жизнь и наше личное пространство в такое невероятно трудное для нас время. Я активно сотрудничаю с полицией, и пока мне к этому больше нечего добавить».
Коротко, по существу. И подписано Миллисент. Наверное, она написала его под диктовку адвоката – скорее всего, одного из ее клиентов. Который прежде был и моим другом.
А теперь у меня остался один Энди. Хотя… Знай он правду, он бы меня убил.
Я думаю о Кеконе. Интересно, а она мне – друг? Поверила бы мне Кекона, находись она здесь? Мы знакомы с ней не менее пяти лет и давно привыкли добродушно поддразнивать друг друга на занятиях по теннису. Даже пропустив урок, Кекона всегда мне за него платила. А когда она устраивала вечеринки, то всегда меня на них приглашала. Делает ли это ее моим другом? Я уже и не знаю.
Я не привык быть один. На протяжении семнадцати лет со мной рядом находилась Миллисент. И большую часть этого времени – дети. У меня была семья, за которую я переживал и которая переживала за меня. Через несколько лет после нашего переезда в Хидден-Оукс мои старые друзья начали жениться, заводить свои собственные семьи, разъезжаться по стране. Но мне казалось не важным, что их больше не было рядом со мной. Я был слишком занят и без них.