Пять вечера в Вашингтоне соответствовали часу пополуночи в Москве. Позднее время и американоцентричная природа ожидавшегося события привели к тому, что политиков, желающих отправиться в ЦУП из Кремля, не нашлось ни одного. Обязанность передоверили Челомею и ветерану советской дипломатии, послу в Вашингтоне Анатолию Добрынину.

Добрынин был только рад. Эмбарго на освещение происходящего в прессе значило, что публике расскажут выхолощенную версию событий, да и ту – лишь после приводнения. Он подробно переговорил по шифролинии с Андроповым, главой КГБ, и получил ясные указания от Брежнева. В будущем придумают, как подать все это с триумфальным привкусом. А пока нужны только ключевые фотоснимки и видео с Луны.

И, как водится, дипломатическая выдержка.

В Овальном кабинете Добрынина ожидал Генри Киссинджер. Они годами вместе работали за кулисами над заданиями начальства, и сегодня ничем не отличалось от других дней – защитить национальные интересы, сберечь давние отношения, проникнутые взаимоуважением и дружбой, выставить Никсона с Брежневым в наилучшем свете.

– Анато-олий Федорович, – с искренней теплотой прогудел Киссинджер. – Как приятно видеть вас, в особенности по столь историческому поводу.

Никсон встал из-за широкого полированного стола приветствовать советского посла.

Добрынин почтительно склонил голову:

– Господин президент, мистер Киссинджер, для меня честь быть приглашенным сюда в этот день.

Он работал послом со времен Кубинского ракетного кризиса и говорил по-английски безупречно, пускай и с русским акцентом. Двое обменялись рукопожатиями с Добрыниным, затем Никсон жестом показал ему садиться в золоченое кресло рядом со столом. Киссинджер занял привычное свое место напротив.

Овальный кабинет имел официально-маскулинный вид. Никсон терпеть не мог бледные прозрачные шторы, предпочитаемые его предшественником Джонсоном, и заменил их плотными, золотистыми, парчовыми с бахромой, подходившими, на его вкус, к новому насыщенно-синему ковру. Он снова устроился в черном кожаном кресле, в окружении флагов США и президента, бюста Линкольна и крупного фото своей семьи на столике у окна. Никсон был аккуратист. Перед ним на почти пустом столе лежали аккуратно оформленная повестка дня и ежедневник, стояли аккуратная подставка для ручек и аккуратный черный телефонный аппарат. Одна из маленьких кнопок нижнего ряда на панели мигала.

Пока трое доброжелательно болтали, в боковую дверь прошел Холдеман, кивнул Добрынину и обошел кресло Никсона. Нажав мигающую кнопку, глава президентской администрации подрегулировал громкость маленького динамика. Он загодя прикатил телевизор на колесиках и сейчас включил его. Пошла трансляция НАСА. На экране показывали астронавта, стоящего на поверхности Луны, с лунным модулем по одну руку и звездно-полосатым стягом по другую. Холдеман наклонился к уху Никсона и заговорил, показывая на какую-то запись в повестке дня. Никсон кивнул, и Холдеман отошел поодаль.