— Ты просто плохо его знаешь, — Лариса нащупала на тумбочке возле кровати пачку сигарет. — Это человек особой породы. По крайней мере был таким, когда мы поддерживали отношения. Мужчина. Бывают такие люди, которых никто и ничто не может унизить.

Она щелкнула зажигалкой, и в темноте спальни на секунду проступило лицо с растрепавшейся прической.

— Почему тогда?

— Старая как мир история. Ты не замечал, что женщину часто подмывает изменить именно тому человеку, который ее любит? Вот тебе, например, я не изменю. А Максиму — случилось. Нашло что-то и все.

— Смело, однако. Прокинуть человека оттуда.

— Он обещал сводить меня на Иглесиаса — тот тогда чуть ли не в первый раз прикатил в Москву. В зрительном зале, еще до начала концерта я каким-то образом почувствовала, что Максиму моему все доподлинно известно. И все равно он счел нужным сдержать слово. На концерт я попала — Иглесиас был в ударе.

Лариса погасила в пепельнице только что раскуренную сигарету.

— Потом Максим подвез меня домой как обычно. Я поставила его в такое положение, когда человеку очень трудно держаться с достоинством. Но он сумел. Мы попрощались и на этом все закончилось…

За пилкой дров в подмосковной «зоне» о майоре Левченко спрашивали человека, которого тот в свое время раскрыл. Человека, предписавшего командиру Таманской десантной дивизии тренировать на своих полигонах людей из «Аум Синрике».

В заплеванном окраинном пивбаре на откровенный разговор о Левченко умело вывели его бывшего сослуживца, теперь обычного московского алкаша…

Информация стекалась к Белозерскому, тот проглядывал ее в промежутках между другими делами. Мастера «Востока» беспокоило одно — не мог такой человек как Левченко пойти на сотрудничество ради денег. Все мелкие детали и несущественные подробности рисовали другое лицо. И тем не менее…

* * *

Левченко вышел на одну из аллей Останкинского парка на минуту раньше назначенного времени. День стоял пасмурный, и на фоне однотонно-серого неба особенно яркой смотрелась подстриженная трава геометрически правильных лужаек, первые желтые листы. Копии античных бюстов на невысоких постаментах светились нетронутой временем белизной.

С майором поравнялся бледный человек со слегка удлиненным породистым лицом, чем-то родственный этим застывшим слепкам когда-то живого величия. Они с Левченко обменялись несколькими нейтральными фразами о перемене погоды и красоте старинного парка при дворце графа Шереметьева. Майор узнал голос человека, говорившего с ним на боксерском турнире.

Удостоился, наконец, чести лицезреть шефа на расстоянии вытянутой руки. Что это? Знак высокого доверия? По всему выходило так — собеседник подчеркнуто высоко оценил его заслуги в деле с аэробусом.