Воздух в комнате отдает сыростью, такая бывает в больших крытых парковках на материке. Довольно клаустрофобно, думает Эйр. Стены, пол и потолок как будто съезжаются вместе. На какое-то мгновение в антураже этой комнаты ей представляется Сесилия, прислонившаяся к стене, исхудавшая и под наркотой.
На кровати за ширмой лежит толстый матрас, накрытый розовыми простынями. На полу у изголовья одиноко сидит огромный потрепанный плюшевый медведь. Вокруг шеи у него повязана красная бархатная бабочка, а пухлый черный нос висит на ниточке. Рядом с медведем стоит большая упаковка бутылок с водой, обернутая в пластик.
Что-то здесь не сходится. Розовые простыни и этот потрепанный мишка кажутся вклеенными в грубое неуютное пространство. Под одну из ножек шкафа кто-то подпихнул кусочек картона, видимо, чтобы не шатался. Санна открывает дверцу шкафа. В нем почти ничего нет, кроме нескольких шерстяных одеял, пары запасных подушек и стопки школьных учебников. На одной из полок стоит непочатый пузырек с витаминами.
– Что там? – спрашивает Эйр.
Санна кидает учебники и витамины на матрас перед Эйр. Фолиевая кислота и железо.
– А зачем ей фолиевая кислота и железо, – удивляется Эйр, – их ведь принимают, когда ждут…
Слова застревают у нее в горле.
– Они держали здесь Мию, когда она забеременела?
Санна кивает, не говоря ни слова.
– Здесь? Какого хрена…
Внезапно она понимает, что имела в виду Лара Аскар, когда у нее вырвалось «Только не
– Лара знала, что Мия беременна.
– Да… – соглашается Санна. – И теперь она мертва.
Эйр ненадолго задерживает взгляд на теле Лары. Исходящий от него смрад немного рассеялся, когда дверь открыли, но все еще остается сильным.
– Она, наверное, пролежала тут пару дней?
Санна кивает.
Эйр пару секунд стоит не двигаясь, смотрит на кровать и думает о девочке, которая лишила себя жизни в известняковом карьере. Там, в воде, Мия больше всего была похожа на фарфоровую куклу. Ребенок. Нежная, хрупкая, как кому-то может прийти в голову контролировать или запирать ее где-то.
– Но