Даже если он и был убеждён, что он – настоящий сын Вентвортов, ситуация заставила его волноваться. В конце концов, Марта Хьюз ходила под его окнами…

– У него всё хорошо, – протянула миссис Хьюз. – Хотя бы у него всё хорошо… Я не жалею, что сделала это. Он получил то, чего бы я никогда… – Она громко всхлипнула. – Чего я никогда не могла бы ему дать. Мой сыночек…

– Миссис Хьюз, – заговорил Годдард. – Вам нужно успокоиться и рассказать всё с самого начала.

Марта Хьюз, обхватив себя руками, тряслась всё сильнее, начав ещё и плакать.

– А что мне было делать?.. – едва ли не рыдала она. – Если бы вы так жили… Вы бы тоже… Вам легко говорить! Я не могу, не могу так…

Годдард повернулся назад, к Ленноксу:

– Спорю на что угодно, в кабинете у главного инспектора стоит бутылка виски. Одолжите немного.

– Вы это серьёзно? – вытаращился на него Леннокс.

– Разумеется. Зачем же заставлять миссис Хьюз страдать? – Годдард снова посмотрел на миссис Хьюз: – А вы, чтобы не терять время, начните рассказывать.

– Про что?

– Начните с того, что произошло в Стратфордской больнице.

– Это не самое начало. Думаете, я такая дурочка, что вытворила бы такое ни с того ни с сего? Дурой я была раньше, когда вышла замуж за Рона. А мне ведь все говорили… Но я думала, что у нас с ним будет… – Марта Хьюз всхлипнула. – Ничего у нас с ним не было. Он любил только пить и трахаться. Ну и Господа Бога, конечно.

Глава 26 Обвинение

Глава 26

Обвинение

– Я как вышла замуж, всё ходила беременная. Когда родилась Кэти, я радовалась. Потом, правда, узнала, что это такое, когда у тебя младенец на руках, а муж… А муж заявляется домой только переночевать, пьяный и без денег… Через год родился Джорджи, родился и родился. А потом выяснилось, что он, ну… Больной. Дурачок, попросту говоря. Доктор сказал, радуйтесь, если он хотя бы сам есть научится. И в штаны не гадить. Потом третий ребёнок. Но он… Рон меня избил, и третьего не было. Я ни капли не жалела. И всё надеялась, что, может, мне этот выкидыш что-то поломал внутри, и больше детей у меня не будет, потому что я даже двоих не знала во что одеть, чем накормить. Одежду в церкви брали. А потом опять ребёнок… Была одна женщина, жила через два дома, говорили, она умела кое-что делать, вы понимаете… Но я не могла к ней пойти. Это денег стоило, а их у меня не было. Даже что от родителей осталось: крестик там с цепочкой, кольцо – всё уже заложено было. Да и Осмонд-стрит – такое дело: все всё видят, всё знают. Если бы Рон узнал, что я к ней ходила… – Марту Хьюз затрясло. – Он бы… Я очень его боялась, он делался как зверь, невменяемый совсем. Он как-то раз Кэти чуть из окна не выбросил… А что я от него терпела, и говорить не буду. Но от ребёнка избавиться – это не по-христиански. Он бы никогда не позволил. Да и я бы никогда… Спросили бы меня раньше, я бы ни за что. Как можно! Но после того, после Рона, мне уже всё равно стало, какой грех я на душу беру. Я за него потом отвечу, а сейчас мне эту жизнь жить надо. Но я его боялась, страшно боялась, что он узнает. И тётка моя туда же! Она в больнице работала, причём в отделении для женщин. Могла бы мне помочь или найти кого… Я сколько её просила, умоляла, но она сказала, что никогда на такое не пойдёт, что лишить жизни невинное существо – смертный грех, а мне стоило бы молиться о том, чтобы Бог послал мне разумение. Ну и всё прочее про долг женщины и жены. Я пробовала справиться сама… Полынь, пижма, шалфей, болотная мята, что я только не пила… От какой-то травы я сама чуть не умерла, что-то сделалось с сердцем. Я слышала, что надо выпить много слабительного, но у меня не было денег, чтобы купить его много. Я пробовала пить керосин, потом скипидар, ещё всякую дрянь. Но его ничего не брало. Пробовала дышать краской… Когда я ещё девчонкой была, мать моей соседки потеряла ребёнка, так все говорили, что это из-за того, что она надышалась краской. Ну и я решила… Я что только не делала. И падала, и каталась по полу.