– Чижов, – подсказал Митя.
– Точно! Пусть как-нибудь убедительно придумает, почему Жилкин сначала не того взял.
– Сделаем, Николай Вадимович, не первый раз, – вздохнул Ламарк.
– Какой чепухой приходится заниматься… Но я, Дмитрий, запомню, кто на самом деле душегуба изловил, не сомневайся.
– Спасибо, Николай Вадимович. Главное, что убийца пойман и не уйдёт от правосудия. Остальное не важно.
– Молодец, стратегически мыслишь. У тебя, может, просьба какая есть? Ты не стесняйся, озвучь.
Митя задумался. Ну чего ему просить? Денег? Жильё получше? Глупо как-то. И тут его осенило.
– Вообще-то, Николай Вадимович, есть одна просьба… Не для себя, для дочери коммерсанта Саввы Мамонтова, Александры Саввичны.
– Мамонтовы? Я думал, они умерли все.
– Она последняя осталась, живёт в Абрамцево. Хочет там музей открыть в честь отца, но никак не может получить разрешения.
– Вот оно как. Эх, Савушка, горячая голова, накуролесил в своё время… Но блистательный был человек, не поспоришь. Что ж, если надо – будет ей разрешение.
– Благодарю, Николай Вадимович.
– Ну, иди. Служи дальше с тем же усердием.
– Рад стараться, Николай Вадимович!
Митя уже выходил за дверь, когда до него донеслось:
– Ну что, Карлуша, по капельке?
– Только по одной, Коля! Мне на службу ещё.
Митя шёл по улице, наслаждаясь городом и морозной погодой. От Тверской до Университета – рукой подать, а у Сони как раз заканчиваются занятия. Одну из центральных улиц Москвы уже начали украшать к Рождеству – расставляли маленькие ёлочки и развешивали гирлянды на фонарях.
Сыщик с удовольствием вдохнул свежий хвойный запах и аромат цитрусов. У магазина Елисеева разгружали грузовик с фруктами, и один апельсин вывалился из ящика и подкатился к ногам. Митя поднял и хотел было вернуть обратно, но носильщик махнул рукой – забирай, мол. Сыщик обтёр апельсин от снега и сунул в карман.
Соня выскочила из дверей Университета – улыбаясь и что-то рассказывая идущим рядом студентам. Увидела Митю и замахала рукой, потом побежала к нему. Дмитрий подхватил её, немного покружил, поставил на землю и поцеловал. Чуть дольше, чем следовало бы при посторонних. А потом с вызовом посмотрел на оставшихся в стороне юнцов: