– Мать может сломать негативные паттерны.

– Только если она сама не является насильником, пусть не физическим, а эмоциональным.

Ноа кивнул.

– Это верно. Как говорится, под покровом темноты хищник становится смелее.

Время шло, и в конце концов она расслабилась настолько, что даже начала получать удовольствие от неформальной обстановки и общества коллег. Однако тоска по Мэтту все же взяла свое, и Джейн уехала довольно рано. Вместо того чтобы вернуться домой, она отправилась к матери.

– Джейн? – удивилась та, открывая ей дверь. – А я думала, сегодня ты празднуешь с друзьями.

– Так и есть. То есть… Я там была, просто…

Ее глаза неожиданно наполнились слезами, а голос сорвался.

– Господи, я не знаю, что со мной происходит. Извини!

– Проходи скорее…

Мать втащила ее в прихожую и крепко обняла. Эти объятия источали тепло и любовь, и Джейн впервые за много месяцев позволила себе расплакаться.

– Ничего, ничего, – проговорила мать, поглаживая ее по спине. – Поплачь. Тебе это нужно.

Наконец Джейн сердитым движением вытерла слезы и чуть отступила.

– Нет, в самом деле, извини. Не представляю, что на меня нашло!

– Способность чувствовать – это не слабость, Джейн. Переживать – не значит быть беззащитным. Напротив, это то, что делает нас сильными. Делает нас людьми.

Она немного помолчала.

– Именно за это я полюбила твоего отца, а ты – его дочь. Ты такая же сильная и добрая, и то, что ты женщина, вовсе не означает, что нужно из кожи вон лезть и при любых обстоятельствах выглядеть хладнокровной и профессиональной. На самом деле сила и стойкость проявляются совсем не так, как принято обычно считать.

– В нашей сфере чувствительность по-прежнему принято считать слабостью.

Джейн сбросила куртку, думая о Хелен Дженсен и изображенной на витраже часовни Богоматери с младенцем. Еще она думала о погребенных в земле Аннелизе и ее ребенке, о своем малыше, который день за днем рос у нее внутри, думала об Элле Квинн, тоскующей по собственной матери…

– Спасибо, мам, – сказала она.