Перед ними лежали на земле две больших коричневых кости. Они точно не принадлежали животному, потому что торчали из смятого голенища старого сапога. Женского сапога на давно вышедшей из моды танкетке…

Джейн

Джейн

Сержант Джейн Мунро с трудом заставила себя сосредоточиться на словах изможденной, худой блондинки, сидевшей напротив нее в церковном подвале вместе с другими участниками группы взаимной поддержки.

– …Я устала, – говорила блондинка. – Смертельно устала. И эта усталость не проходит. Я чувствую ее постоянно, каждую минуту своей жизни…

Блондинку звали Стивени. Она была матерью… или уже не была? Как назвать женщину, чей ребенок исчез, пропал без следа?

– Подруги говорят, что мне нужно вернуться на работу, но я не могу.

Стивени стиснула в руке измятый платок. Выглядела она под стать своему голосу – хриплому, чуть слышному, надломленному. Глаза ее покраснели, веки опухли от слез. Да, такова главная особенность всех групп поддержки: на их собраниях много и охотно плачут.

Джейн это только напрягало. Она была полицейским, и не просто полицейским, а опытным полицейским, ветераном отдела по расследованию убийств. Всю свою жизнь она училась не плакать, во всяком случае – не на людях, и сейчас ее тело и разум восставали против обстановки этого сырого (во всех смыслах) подвала. Хотя она и сочувствовала Стивени, ей не хотелось из-за этого терять контроль над собственными эмоциями. Джейн не могла позволить себе сломаться. Нельзя поддаться горю. Если это случится, все, что сейчас у нее внутри, выплеснется наружу, и тогда… В общем, она не была уверена, что ей удастся снова спрятать свое горе от чужих глаз.

– …Я даже боюсь куда-то уходить, потому что каждый раз думаю: вдруг Джейсон вернется, а меня не будет дома? – проговорила Стивени, громко хлюпая носом. – И он не будет знать, где меня найти!

Она шумно высморкалась в свой мокрый, мятый носовой платок, который комкала в руках. Остальные члены группы забормотали что-то неразборчивое, очевидно, в знак согласия.

Насколько Джейн успела узнать, Джейсоном звали восьмилетнего сына Стивени. Он бесследно исчез четырнадцать месяцев назад, исчез среди бела дня, и с тех пор о нем не поступало никаких известий.

Если не считать Джейн, их было семеро – семь женщин и мужчин, объединенных общей бедой, которые сидели на расставленных полукругом оранжевых пластмассовых стульях лицом к психологу-волонтеру. Собиралась группа раз в неделю в помещении общественного клуба, действовавшего под эгидой церкви Богоматери залива. Снаружи шел холодный весенний дождь, низкое небо затягивали сплошные черно-серые облака, но в церковном подвале, под излишне яркими флуоресцентными лампами офисного вида, было жарко и душно, а в спертом воздухе витали запахи прогорклого кофе и пережаренных пончиков. Участники группы поддержки отличались друг от друга и по возрасту, и по жизненному опыту, но их объединяло то особого рода горе, которое охватывает человека, чьи близкие и любимые пропадают без вести. Не умирают – просто пропадают.