– …Мне кажется, я не могу даже горевать как следует! – говорил Кристофер. – Потому что горе – это как капитуляция, как предательство. Ты сдался, поднял белый флаг, а весь мир движется дальше, но уже без тебя.

Он посмотрел на свои изуродованные руки и тихо добавил:

– Порой я чувствую себя как плевок зубной пасты, который прилип к раковине. Прилип, присох и никак не смывается в канализацию.

Джейн невольно сглотнула. Она хорошо знала статистику и понимала: шансы Кристофера снова увидеть свою дочь живой практически равны нулю. Ему и его бывшей жене крупно повезет, если где-нибудь когда-нибудь случайно найдут кости их ребенка. Только в этом случае можно будет попрощаться с ней как положено, похоронив останки или предав их кремации. То же самое относилось к Стивени и ее маленькому сыну, да и ко всем остальным… Глаза Джейн внезапно защипало, и она машинально повернулась к подвальному окну в поисках выхода. Глядя на грязное, в потоках дождя стекло, Джейн крепко сжала кулаки, изо всех сил стараясь не заплакать. «Держись, – твердила она себе. – Держись и терпи. И не ляпни какую-нибудь глупость. Не реви. Злись. Злись изо всех сил. Это проще. Это поможет победить боль».

– …Я только хочу знать, что случилось с моим ребенком. Только это! Пусть даже он никогда не вернется ко мне, я хочу знать… – Стивени в очередной раз вытерла нос своим насквозь мокрым платком.

«Да выкинь ты к черту эту свою сопливую тряпку!» – неожиданно подумала Джейн, чувствуя, как у нее поднимается давление. На столике перед Стивени лежит целая пачка «Клинекса» – что ей мешает взять чистую салфетку? Она что, их не видит? Почему так цепляется за свой платок?.. Над верхней губой Джейн проступила испарина, в груди шевельнулась паника. Казалось, у нее вот-вот начнется приступ клаустрофобии – совсем как у человека, которого собираются похоронить заживо. Никогда, никогда она не сможет вырваться из этого душного подвала, никогда не избавится от вони прогорклого кофе, от этих жалких людей…

– …завершение, – произнес еще кто-то. – Нам всем нужно завершение, катарсис. Либо мы должны оплакать наших близких как полагается, либо пусть они вернутся домой.

Стивени кивнула и попыталась развернуть свой измятый платок. Психолог наклонилась вперед и придвинула к ней поближе коробку с «Клинексом». Слава богу, Стивени протянула руку и взяла чистую салфетку.

– В подобной ситуации крайняя физическая и психологическая усталость совершенно нормальны, – сказала психолог. – Когда близкий человек исчезает физически или, как бывает при болезни Альцгеймера, психологически, это очень тяжелая потеря, которая приводит к сильному стрессу. Вопросы без ответов. Неизвестность. Неопределенность. Отсутствие финала, конечной точки. Все это вызывает психическую реакцию, сходную с посттравматическим стрессовым расстройством. И вы абсолютно правы: общество в целом не всегда способно правильно оценить всю глубину ваших страданий. Как вы все отметили, мир движется дальше, тогда как вы не способны двигаться вместе с ним, что порождает чувство несовместимости и изоляции. Именно поэтому такие группы, как наша, очень важны. Делиться… сопереживать… сочувствовать… знать, что ты не одинок. Ощущать себя членом тесного сообщества людей, способных понять, что ты испытываешь. Необходимо знать и другое – то, что случилось с каждым из вас, имеет свое специфическое название. В психологии это называется «неоднозначная потеря» или «неопределенное горе»…