Хатфилд был шестидесятилетним костлявым мужчиной ростом под два метра, с бледным лицом и каймой рыжеватых волос, коротко подстриженных вокруг блестящей плеши на затылке. Он предложил Ребекке пластиковый стул, а сам уселся на краю металлического стола, заваленного бумагами. Вдоль одной стены выстроились кофе-машина, холодильник и микроволновая плита. На другой стене висели разные инструменты и заготовки для ключей.
– Ной позвонил и сказал, что хочет поговорить со мной об этом инциденте со стрельбой двадцатилетней давности, но он не сказал почему. – Фрэнк повертел в руках степлер, лежавший на столе. Его темно-карие, почти черные глаза напоминали Ребекке навозного жука.
– Вы хорошо помните этот случай? – спросила она.
– Господи, кто же не запомнит, как пуля из охотничьего ружья вспарывает подголовник у тебя за шеей? Думаю, Бог призрел меня в тот день. Если бы пуля прошла на дюйм в ту или другую сторону и если бы мой отец ехал чуть быстрее или чуть медленнее, то сейчас надо мной было бы шесть футов земли.
– Что произошло, когда вы поняли, что чудом спаслись?
– Отец остановил автомобиль. Мы посмотрели друг на друга, потом посмотрели на лес. Мы что-то увидели: бегущее, очень быстрое. Подумали, что это белохвостый олень, убегающий от браконьеров.
– А это могло быть чем-то еще?
Его густые брови плотно сошлись над переносицей.
– Вы имеете в виду другую дичь?
Ребекка подалась вперед, удерживая его пронзительный жучиный взгляд.
– А может быть… это был один из охотников? – предположила она, чтобы поколебать его уверенность.
– То есть
– Думаю, именно об этом хотел спросить мой отец.
– Но почему? Почему ему вообще пришла в голову такая мысль?
– Я не знаю. – Ребекка сопроводила ложь слабой улыбкой. – Я лишь пытаюсь собрать воедино фрагменты того, чем занимался мой отец перед своей смертью.
Он провел по своей плеши бледной рукой с длинными пальцами.
– Ох. То есть я хочу сказать… Теперь, когда вы сказали об этом, мне кажется, что это
– То есть вы не на сто процентов уверены, что это был олень?