В центре деревянного дома, готового вот-вот развалиться от древности, была покосившаяся крутая лестница. Воняло здесь, как в сортире в пивной. Мы шли мимо закрытых дверей и слышали звуки, издаваемые постояльцами, некоторые из них спали, другие нет.

На верхней площадке, крепко прижавшись друг к другу, чтобы согреться, лежали мужчина и женщина. Рядом была стремянка. Мужчина выругался, когда мы проходили мимо, и я догадался, что их выставили из-за нас.

Хлорис первой поднялась по стремянке в мансарду. Я последовал за ней и оказался в узкой клетушке. Почти все пространство занимала низкая кровать на колесиках, покрытая грязной мятой простыней. Воздух в комнате был зловонный, словно все запахи снизу поднимались сюда и годами здесь копились.

После темной лестницы в мансарде оказалось на удивление светло. Каморка была буквально втиснута в конек крыши. По обе стороны кровати скат крыши доходил до дощатого пола. Из двух треугольных вертикальных стен по бокам, внутренняя, та, что за кроватью, была из досок. Внешняя же стена большей частью состояла из высокого оконного переплета, который был, видимо, позаимствован от другого строения.

Положив сверток и трость, я распахнул окно. Свежий холодный воздух, смешанный с запахом горящего угля, хлынул в каморку. Прямо напротив, не более чем в ярде, было другое окно. Кусок ткани служил шторой, которая скрывала то, что находилось внутри.

Верхние этажи обоих домов нависали так, что мансарды почти соприкасались. Я глянул вниз. Лучше бы я этого не делал. Потому что прямо внизу увидел переулок, который шел вдоль стены дома мадам Крессуэлл во дворе «Кобеля и суки». Падать отсюда было высоко.

– Там Мег обычно спит, и я тоже. – Хлорис стояла рядом, обдавая мою щеку теплым дыханием. – Если только мужчина не заплатит, чтобы провести с нами всю ночь.

Я взял трость, выставил ее наружу и постучал по стеклу. Сперва тихонько, потом сильнее. Вдалеке залаяла собака.

– Тише! – прошептала Хлорис. – Вы так весь дом разбудите.

Ткань на окне заколебалась. Я снова постучал и убрал трость. Ткань исчезла. На меня смотрело бледное детское личико.

– Отойдите! – Хлорис оттолкнула меня и высунулась из окна. – Мэри, – позвала она и показала жестом, чтобы та открыла окно.

Ребенок послушался. Когда рама отворилась, я впервые рассмотрел девочку как следует. И узнал это лицо.

– Доринда, – сказал я, вспоминая покрытые синяками руки третьей из проституток, которых мадам Крессуэлл выстроила передо мной в ряд.

– Мэри, – поправила меня Хлорис. – Это ее настоящее имя. – Она глянула на девушку. – А где Мег?