– Пожалуй, я старался не ради Айрдейла, а ради Пейшенс Нун, – наконец произнес я.
– Красотка, наверное?
– Вовсе нет. Но поймите, ее все бросили и забыли, а она не заслужила такой участи.
– Говорю же, вы полоумный. Все ваши друзья весьма опечалены. А ведь были здравомыслящим малым!
Мы с Горвином улыбнулись друг другу. Поистине, друзья познаются в беде. Я был уверен, что мое знакомство с Дадли Горвином сойдет на нет, как только он узнает, что лорд Арлингтон отправил меня в отставку и отныне двери Уайтхолла для меня закрыты, во всяком случае в обозримом будущем. Но вместо этого у нас появилась привычка раз в неделю ужинать вместе, иногда после театра, иногда вместо него.
Горвин жестом велел подавальщику подлить нам еще кофе.
– Вчера я встретил в Уайтхолле вашего старого знакомого, – продолжил он. – Уиллоуби Раша. Приехал из Горинг-хауса вместе с милордом, и разговаривали они, будто добрые приятели. Слышал, его величество оказал господину Рашу милость, выразив намерение после Нового года посвятить его в рыцари.
– Только представьте, – прокомментировал я, – сэр Уиллоуби Раш. То-то он обрадуется!
– Не знаю, что там у вас произошло в Юстоне, и не желаю знать. Но мне кажется несправедливым, что такого человека, как Раш, ждет награда, а вас – опала.
Слуга подошел к нам прежде, чем я успел ответить. Наливая кофе, он устроил целое представление: встал на цыпочки, тщательно рассчитал и оптимальное расстояние между чашкой и кувшином, и угол, под которым следует держать последний. Черная жидкость хлынула из носика блестящей дугой. Подавальщик наполнил наши чашки, не расплескав ни капли. Горвин дал ему чаевые, и слуга наконец-то удалился.
– У меня для вас еще одна новость, – понизив голос, продолжил Горвин. – Боюсь, она вас не обрадует, потому что с вами снова поступят несправедливо. В конце квартала вас выселяют.
Савой принадлежал королю, и я бесплатно проживал в доме в Инфермари-клоуз исключительно из милости, оказываемой мне короной. Мое разрешение на проживание автоматически возобновлялось в конце каждого квартала, после того как я вносил символическую сумму, по документам предназначенную на содержание здания.
Нынешний квартал заканчивался на Рождество. До моего выселения оставалось меньше трех недель. Если бы не доброта Горвина, меня бы и вовсе не предупредили.
Я понимал, что это наверняка работа Бекингема. По условиям нечестивой сделки, заключенной с лордом Арлингтоном, герцог согласился пощадить мою жизнь. Однако Бекингем нашел другие способы выместить на мне зло.
Выйдя из кофейни, мы с Горвином пошли каждый своей дорогой: он – в Уайтхолл, я – в Сити. Там у меня не было никаких дел, однако мной овладело беспокойное настроение, так и гнавшее меня вперед. Мысли в моей голове бестолково метались туда-сюда, и я едва осознавал, куда меня несут ноги, пока не заметил, что поднимаюсь по холму Ладгейт к стоявшему на вершине мрачному остову собора Святого Павла.