– Это была прекрасная равнина. Полно коров, свиней и овец, так что повсюду стоял запах навоза. По утрам поднимался туман, я седлала лошадь и скакала прямо в него. Это было отличное место, чтобы забыться и просто жить без забот день за днем. Хозяина фермы звали Майкл. Он был добродушным человеком, и раз в месяц к нему приезжали дети и внуки, жившие далеко. Единственная его проблема – он становился невыносим, стоило ему только выпить. Когда он напивался – пусть и редко, – мог ударить свою жену, Мэри. Но та говорила, что понимает его. Как-то раз я стала свидетелем рождения теленка. Я видела, как он выскользнул из разверстого чрева матери, затем с трудом поднялся на ноги. И вдруг поняла, что у меня текут слезы. Я подумала: «Рождение новой жизни – это всегда так трогательно…»

– Так… – Ма Чонсик цокнул языком.

Он посмотрел на О Юнджу широко раскрытыми от удивления глазами. Равнина, коровы, свиньи и овцы, запах навоза, утренний туман, Майкл, который напивался и бил свою жену… Рассказ О Юнджу был точно таким же, как у других, вплоть до деталей – словно все они заучили наизусть один и тот же рассказ, а потом пересказывали его, принимая за собственные воспоминания. Иначе чем можно было объяснить такое совпадение?

Вдруг О Юнджу прервала свой рассказ и схватилась за голову обеими руками. Казалось, ее пронзила резкая головная боль. Она вспомнила ощущение крайнего истощения, боли от побоев. У нее не было воспоминаний об этом в голове, но тело их сохранило.

Внезапно повторяющийся механический звук – тик-так, тик-так – наложился на воспоминание о побоях. «Там, в далеких местах… меня избивали и морили голодом?» Это не Мэри избивал пьяный Майкл. А ее саму.

О Юнджу разрыдалась. Рыдания разразились внезапно и становились все громче. Ее охватило глубокое чувство горечи. Ей стало обидно, как будто с ней несправедливо обошлись. Но как обошлись? Она не знала. Будто что-то сковывало ее, будто она была заперта в клетке. О Юнджу сжала кулаки и начала колотить себя в грудь, пытаясь избавиться от этого чувства.

Ма Чонсик, испугавшись, бросился к ней, удерживая ее руки, и дал выпить воды.

– Все закончилось, – мягко сказал он. – Все это в прошлом. Теперь можно успокоиться.

О Юнджу подняла на него заплаканные глаза.

– А что, если нет? – прошептала она. – А что, если, вопреки вашим словам, настоящая боль только начинается?

Ее инстинкт подсказывал: что-то внутри нее – в голове, в теле – раздавлено и изломано.

– В «Солазе» было хорошо… Я помню, что мне там нравилось… – прошептала она. – Но почему мне так больно?