– Милый мой, я тут с самого начала полета, и ни один пассажир, кроме вас, не проходил за этот занавес.

– Но я сам видел, как она сюда направилась. Вы должны были ее заметить.

Стюардесса похлопала его по плечу.

– Может, вы просто уснули и увидели плохой сон? – Она хихикнула. – Или наоборот – хороший. Как насчет кофе?

– Я не спал, – буркнул Грей, хотя его голосу не хватало уверенности.

Он вернулся на свое место и обратился к бортпроводнику-мужчине, который стоял в хвосте самолета, сразу за его сиденьем, задав ему тот же вопрос.

– Могу сказать, что никто не приходил сюда в последние двадцать минут, за исключением семилетнего мальчика.

Грей пробормотал слова благодарности и наклонился к бизнесмену через проход, единственному потенциальному свидетелю его разговора. Впрочем, Доминик уже сомневался, была ли соседка реальной.

Но бизнесмен по-прежнему похрапывал, уткнувшись лицом в надувную подушку.

Глава 6

Глава 6

Сан-Франциско

Грей с наслаждением вдыхал свежий воздух Сан-Франциско, радуясь краткой передышке от удушливой асфальтовой жары летнего Нью-Йорка. Забросив рюкзак в отель, перед встречей с Виктором он нашел время для короткой пробежки с последующим душем. Грей старался бегать при каждой возможности: так он разгонял теснящиеся в мозгу мысли.

Но странная встреча с девушкой не шла из головы даже во время пробежки. Когда самолет сел, Грей постоял у выхода и дождался, пока выйдут все пассажиры его рейса, а потом и члены экипажа. Незнакомки среди них не оказалось. Он мог смириться с тем, что девушка его одурачила, но зачем?

Теперь, одетый в штаны со множеством карманов, ботинки, свитер и черную ветровку, Грей ощущал себя слишком закутанным и вообще не к месту в этом шикарном отеле. Когда они встретились с Виктором под навесом у входа в «Фермонт», на ветру трепетали государственные флаги, а внизу на холмах раскинулся город. Грею стало легче при виде дружеского лица; он словно бы месяцами ходил на корабле по морю и лишь сейчас завидел сушу.

Доминик знал, что принадлежит к числу тех немногих, кто отмечен одновременно благословением и проклятием жить на периферии общества и видеть все неприглядные стороны своей эпохи в их истинном свете, но при этом все равно не мог избавиться от той части своей души, которая жаждала быть принятой людьми. Осознавал Грей и собственную двойственность, которая способствовала изоляции: он был прирожденным бойцом, который ненавидит насилие, скитальцем, жаждущим обрести дом, человеком, взявшим на себя сизифов труд создавать будущее, стирая при этом прошлое.