– Не рассказывайте мне сказки, господин судья. Моника сказала…

– Моника была лгуньей и обманщицей. Посмотри на меня! Ты что, не видишь, сколько мне лет? Да я почти старик, зачем мне ребенок от суррогатной матери?

– Все мужчины лгут. Все. Моника тоже была мужчиной, так что я не удивлена… но, думаю, на этот раз она не солгала. Перед смертью человек не отваживается лгать… Ты отец моего сына.

– Она меня шантажировала… Я не хотел. Тебе не понять… Многие люди мечтали расправиться со мной: если не убить, то хотя бы разрушить мою карьеру. Это полицейские, я всю жизнь расследую их преступления, и они меня боятся. Они крышуют бордели и нелегальные казино; на них работают киллеры, благодаря ним процветал бизнес на этой ферме… Ты слышишь меня? Я пытался положить этому конец!

Виолета опустилась рядом с ним на колени, по-прежнему держа ребенка на руках.

– Это не объясняет, как твоя сперма оказалась внутри меня…

– Я слабый человек. – Рыдания душили Бельтрана. – Не стоило мне связываться с Моникой, но я не смог устоять… «Каждый день воскресать, каждый день начинать с начала. Пусть вас не терзают совершенные ошибки, если есть добрая воля начать заново». – Бельтран попытался поймать взгляд Виолеты. – Так проповедует святой Хосемария… И, клянусь тебе, я каждый день пытался начать новую жизнь. Я говорил себе, что больше не подойду к Монике, что это не по-христиански. Я женат, у меня двое детей, у каждого из них семья, они – моя жизнь…

– Ийями Ошоронгу не трогают твои слезы… правда?

Виолета посмотрела в темноту родильного зала. Казалось, она кого-то видела там.

– Я говорю правду! – Бельтран отчаянно забился на полу. – Монику использовали, чтобы шантажировать меня. Она передала сюда мою сперму, чтобы покончить с моей карьерой, с моей жизнью! Ты понимаешь, что со мной сделает «Опус Деи», если всплывет, что я…

– Он спрашивал, кто носит сына Сузы… В тот день, когда всех убил… – Виолета положила ребенка на пол. Воспоминания вдруг захватили ее. – Тот, кто убил нас, кто вырезал наших детей. Он спрашивал, кто носит сына Сузы, но мы не знали, и тогда он решил убить всех.

Паника Бельтрана вдруг сменилась набожностью:

– «И так обновляешься, так побеждаешь себя: каждый день – воскресение, вера, что в конце пути нас ждет любовь».

– Ты знаешь, что твоего бога нет?

«Ибица» Виолеты стояла около дома с включенным двигателем и открытыми дверцами. Фары освещали бесплодную землю. Сарате убедился, что машина пуста, и осторожно вошел в прихожую; было темно, только тусклый свет убывающей луны просачивался в окна. Он сразу заметил уходящие вниз ступеньки. Из подвала доносился нежный женский голос. Лестница была в два пролета. Сарате спустился на несколько ступенек и остановился там, где она делала поворот. Оттуда он видел Виолету; ее освещал фонарик в телефоне.