— Она в критическом состоянии! Положим ее на носилки и доставим в Чагорричу! — крикнул кто-то, не помню, кто именно.

— Думаешь, выживет? — кажется, спросил я.

— Ничего определенного сказать не могу, шансы невелики. Состояние очень тяжелое.

— Она беременна на двадцать пятой неделе, и у нее эклампсия, — автоматически доложила та часть меня, которая в эти мгновения не умирала от страха.

— Мы сделаем все возможное, но обещать ничего не могу.

* * *

Сколько было разговоров о способности человека к выживанию, когда Альба, которая несколько недель пребывала между жизнью и смертью, наконец оказалась вне опасности. Еще большее чудо, что все это пережила Деба — ее сердечко размером как у колибри колотилось каждый раз, когда нам показывали ее на УЗИ.

Дедушкин засахаренный миндаль, который Ньевес передала Альбе в пятницу незадолго до похищения, помогал ее телу поддерживать необходимый уровень сахара.

Связанная по рукам и ногам, Альба могла лишь пытаться выжить, нормируя запасы еды и воды, оставшейся после дождя. Она ползла, пока не нашла среди руин укромную ложбинку и не предала себя во власть богов этого священного места. Хочется думать, что Толоньо, или бог Тулоний, заботился о ней и о Дебе.

Альба говорит, что находилась в измененном состоянии сознания.

Я думаю, мозг, лишенный питательных веществ, погрузил ее в некое подобие летаргического сна, и благодаря ему тело выжило, довольствуясь ничтожно малым.

Дед объяснил мне свою теорию с привычным дидактизмом: Альба впала в спячку. Вошла в состояние полужизни, как полярная медведица, защищающая своего детеныша.

Как психолог-криминалист, я много думал об изменении преступного почерка Ребекки. В конце концов пришел к выводу, что она хотела завершить цикл своей дочери Химены, убив мою дочь так же, как та ушла из этого мира: на вершине священной горы, названной именем кельтского бога, оставив умирать Альбу и Дебу от холода ночью под открытым небом.

Но Ребекка знала этих богов не так хорошо, как я, и не учла их силу.

* * *

Я не возвращался к работе вплоть до рождения Дебы 28 апреля, в день Святого Пруденсио. За те недели, которые Альба провела в больнице, я не расставался с ней ни на секунду. Близость смерти в корне изменила наши отношения. Мы решили попробовать еще раз. Я научился ценить перипетии нашей истории, я их учел.

Я присутствовал при родах. Ох, и страху же я натерпелся! Но когда мне передали Дебу, крошечный комочек, завернутый в одеяла, и дочка крепко ухватилась за протянутый палец, все сомнения в мире исчезли. Я был уверен, что она выбрала меня со всей непоколебимостью, свойственной ее матери, что она стремится сообщить мне: «Ты мой папа, я знаю все свое прошлое, которое привело меня сюда. Но я решила, что ты будешь моим папой. И точка». Это «и точка» полностью определяло ее характер. Моя дочка родилась в проливной дождь, но в тот день никто из нашей семьи этого не заметил. Я взял ее на руки и кружился с ней по палате в ритме вальса, а Деба положила головку мне на плечо и устроилась, как в гнездышке. Она искала место под солнцем и у меня на руках чувствовала себя как дома.