Зеленые глаза Тревора скользнули по лицу Джулиана, затем увидели меня.
— И вы тут, мистер Кензи, — сказал он. — Как вижу, путешествие во Флориду тоже не слишком вас утомило.
— Несмотря на простыни, которыми я прикручен к креслу, — сказал я, — чувствую я себя замечательно, Тревор.
Опираясь рукой о стол, он обошел его, зайдя за него сзади, потом потянулся к стоявшей у окна каталке и сел в нее. Дезире повернулась на коленях, ведя за ним дулом пистолета.
— Итак, Джулиан, — произнес Тревор, и глубокий его баритон разом заполнил обширный кабинет, — как я замечаю, ты решил встать на сторону молодости.
Джулиан скрестил руки на груди и, потупившись, наклонил голову.
— Это был наиболее прагматичный выбор, сэр. Как я уверен, вы это и сами понимаете.
Тревор открыл ящик черного дерева на столе, и Дезире взвела курок.
— Я только сигару, деточка.
Он извлек из ящика сигару длиной с мою щиколотку, отломал кончик и закурил. Когда он обезображенными щеками втягивал и втягивал в себя сигарный дым, тот поднимался кольцами с толстого конца сигары и начинал плыть по комнате, и почти сразу же в ноздри мне заползал густой, напоминающий запах дубовой рощи, аромат.
— Руки держать так, чтобы я их видела, папа!
— Да я и помыслить не мог, чтобы их прятать, — сказал он и откинулся в своей каталке, пустив кольцо дыма вверх, над головой. — Стало быть, ты прибыла довершить то, что не смогли сделать в прошлом году три болгарина на мосту?
— Что-то в этом роде, — сказала она.
Он склонил голову набок и взглянул на нее краешком глаза.
— Нет, не «в этом роде», а именно это, Дезире. Помни, что, неточно выражаясь, ты заставляешь подозревать и мысль свою в нечеткости.
— Одна из деловых заповедей Тревора Стоуна, — пояснила она мне.
— Мистер Кензи, — сказал он, вновь обратив взгляд наверх, к кольцам дыма, — дочку-то мою вы успели отведать?
— Папа, — возмутилась Дезире, — что ты, право!
— Нет, — сказал я. — Не имел такого удовольствия. Что, думаю, отличает меня от всех других в этой комнате.
На обезображенных губах появилось подобие улыбки.