— Я пока тут, — невнятно проговорил он. И снова поднял все тот же палец. — Знаешь, Кензи, везучий ты, сукин сын.

— Почему?

Он улыбнулся.

— Не слышал?

— Что?

— Юджин Торрел умер на прошлой неделе.

— Кто это?.. — Я, слегка отстранившись, посмотрел на него. Улыбка стала шире, и я понял, кого он имел в виду: Юджина — того самого парнишку, который видел, как мы убили Мариона Сосиа.

— На нож налетел в Броктоне из-за какой-то бабы. — Бруссард снова закрыл глаза, улыбка померкла, сохранившись только на одной стороне лица. — Очень тебе повезло. Теперь ничего на тебя нет, кроме бесполезных показаний мертвеца-неудачника.

— Реми.

Глаза его широко раскрылись, пистолет выпал на гравий. Он было наклонил голову, собираясь поднять оружие, но рука так и осталась лежать на коленях.

— Давай, старина. Сделай что-нибудь перед смертью. На тебе немало чужой крови.

— Знаю, — с трудом проговорил он. — Кимми и Дэвид. Ты небось даже не подозревал.

— Мысль об этом донимала меня последние сутки, — сказал я. — Это вы с Пулом?

Он едва кивнул и снова прислонил затылок к вентиляционной шахте.

— Не с Пулом. С Паскуале. Пул не любил стрелять. Тут он черту провел и не переступал. Не оскорбляй его память.

— Но Паскуале ведь не было у карьера в тот вечер.

— Он рядом был. Кто, по-твоему, уложил Роговски в Каннингемском парке?

— Но Паскуале не успел бы оказаться по другую сторону карьера и убить Маллена и Гутиерреса.

Бруссард пожал плечами.

— Кстати, почему Паскуале было просто не убить Буббу?