На Девине под фланелевым халатом были брюки от тренировочного костюма и такая же куртка с надписью «Полицейская академия». Он сел на диван, запахнул халат, поднял стопку, отпил немного и уставился на меня снизу вверх. Глаза хоть и слегка остекленели, но взгляд был тверд, как, впрочем, и весь Девин.

— Стакан себе возьми на кухне.

— Пить сейчас как-то не хочется, — попробовал отказаться я.

— Я пью один только в одиночестве, Патрик.

Пришлось идти на кухню. Девин мне налил, пожалуй, даже многовато. Он поднял свою стопку.

— За убийства копов, — сказал он и выпил.

— Я не убивал никаких копов.

— Твоя напарница убила.

— Девин, — сказал я. — Прекрати сейчас же, или я пойду.

Он поднял стопку и указал ею в сторону прихожей:

— Дверь не заперта.

Я с размаху поставил стакан на кофейный столик, часть его содержимого выплеснулась, а я поднялся и пошел к двери.

— Патрик!

Уже взявшись за дверную ручку, я обернулся.

Мы оба молчали, был слышен только мягкий голос Дарина. Все то, что осталось невысказанным и неоспоренным в нашей с ним дружбе, висело между нами. Дарин пел о недостижимом, о несоответствии между тем, чего мы желаем, и тем, что имеем.

— Иди сюда, — сказал Девин.

— Зачем?

Он показал взглядом на кофейный столик, взял ручку со сборника кроссвордов, закрыл его, поставил на него недопитую стопку, посмотрел в сторону зашторенного окна, за которым, наверное, едва-едва начинало светлеть, и пожал плечами:

— Если не считать полицейских и моих сестер, вы с Энджи — мои единственные друзья.

Я вернулся к стулу и стер краем рукава разлитый бурбон.