Энджи кое-как сползла со стула, уронив на пол свою сумку.
— Нет, нет, мы… мы уже поужинали. Так что…
Встал и я:
— Так что мы… Э-э…
— Пойдете? — спросила Ванесса.
— Точно. — Энджи подобрала сумку. — Пойдем. Мы.
— Вы даже не выпили, — сказал Бубба.
— Сами допьете, — сказал я.
Энджи быстро, в пять-шесть шагов пересекла комнату и достигла двери.
— Клево. — Бубба опрокинул очередную стопку.
— У тебя лайма нет? — спросила его Ванесса. — Я бы не отказалась от глоточка текилы.
— Надо поискать.
Я дошел до двери и оглянулся на них через плечо. Бубба стоял возле холодильника, закрыв его своей массивной тушей. Ванесса, изогнувшись, тянулась к нему всем своим гибким телом.
— Пока, — сказала она, не отрывая взгляда от Буббы.
— Ага, — сказал я. — Пока. — И убрался оттуда к чертовой матери.
Энджи начала хохотать, едва мы выскочили на улицу. Она смеялась и не могла остановиться, как будто обкурилась травы. Сгибалась от смеха пополам и все еще хихикала, когда через дырку в ограде мы выбрались на детскую площадку.
Ей удалось взять себя в руки только тогда, когда она прислонилась спиной к детской горке и подняла глаза к окнам Буббы. Смахнула выступившие слезы и перевела дух:
— Мама родная…