Однако, когда стрелки часов на стене гостиницы приблизились к половине шестого, настроение людей изменилось. У членов жюри присяжных явно нашлось что обсудить. А без десяти минут семь ворвались мальчики-посыльные: зазвонил колокольчик. Репортеры, толкаясь и швыряя на ходу монеты на стол, бросились к дверям.

Когда их впустили на места для прессы, лорд судья-клерк бросил на них предостерегающий взгляд. Зал суда в любом случае уже бурлил в ожидании. Водворив в помещении тишину, судья в самых суровых выражениях предупредил насчет любого нарушения судебной процедуры.

Потом ввели Родди. Он вел себя, как писал мистер Филби, «почти так же, как во время своего первого появления, хотя, возможно, чуть ниже склонил голову».

После этого привели присяжных. С места поднялся их старшина, дубильщик по имени Малькольм Чизхолм.

Секретарь суда спросил, вынесли ли они вердикт.

— Не вынесли, — ответил мистер Чизхолм.

Это заявление встретили таким же оглушительным ревом, каким встретили бы оправдательный вердикт, и приставам понадобилось выставить с галереи двух человек, чтобы восстановить порядок.

Лорд судья-клерк похвалил присяжных за серьезность, с которой они подошли к своей задаче, и велел им снова собраться в комнате для присяжных завтра утром, в десять часов, добавив, что до тех пор они должны воздержаться от любых разговоров об этом деле.

Газетчики вновь расположились в гостинице «Виселица», где вино текло, как «река Несс в половодье». Позже мистер Филби писал, что «вердикт, совсем недавно показавшийся бы самым удивительным поворотом событий, теперь выглядел куда более вероятным». Если в умах присяжных посеяны семена сомнения, рассуждал он, за ночь они могут только окрепнуть. Мистер Филби провел большую часть вечера, беседуя с Джоном Мёрдоком, который, несмотря на свои прежние заявления, не ожидал приговора в пользу обвиняемого.

— Мы здесь слишком привыкли раболепствовать перед властями, чтобы пойти против Короны, — сказал Мёрдок мистеру Филби.

В любом случае, даже если подсудимый «увильнет от виселицы», пожизненный срок в общей тюрьме под наблюдением мистера Томсона станет для него сомнительной наградой.

Вечер закончился кутежом, и мистер Филби признался, что «слишком рьяно воспользовался гостеприимством Хайленда», и, когда на следующее утро его разбудила хозяйка, ему даже не пришлось заново зашнуровывать ботинки.

Общую галерею открыли в десять часов. Тот факт, что не осталось свидетелей, которых следовало бы выслушать, никак не уменьшил число собравшихся. Люди, не сумевшие раздобыть разрешение на вход, оставались на улице возле здания суда, желая в числе первых услышать вести о вердикте. Мистер Филби и его коллеги слонялись по коридорам суда, леча похмелье из фляжек. В любом случае им не пришлось долго ждать. В четверть одиннадцатого колокольчик прозвенел во второй раз.