– Мне никто ничего не говорит, – пожаловалась Чандра.

За дни полного бездействия она превратилась в беспомощного ребенка, жадного до информации. Прошло всего два дня, как ее состояние стабилизировалось.

– Хорошая у тебя палата…

– Отец хотел оплатить мне люкс. Вроде как палата на двоих… Но в больнице пошли дальше.

– И что же это? Суперлюкс? Люкс первого класса?

– Люкс-рояль. – Чандра хмыкнула и тут же поморщилась.

– Прости, что втянул тебя в это.

– Не валяй дурака. Это не твоя вина.

– Еще как моя… Это я не отвечал на звонки от Сары.

– Зачем упрекать себя или ее… Она же связалась с кем-то еще, когда не дозвонилась до тебя.

– И все же это моя вина.

– Ох ты ж… Ладно, будь по-твоему. – Чандра нахмурилась. – Я хочу знать почему.

– Уверена, что хочешь это услышать? Может, в другой день…

– Сейчас.

Она протянула руку и схватила его за запястье. Кожа на ее пальцах была сухая, как пергамент.

Патель вздохнул.

– При обыске нашли дневник. Что-то вроде писания, «Книга Ману». Он считал себя аватарой – богом, посланным, чтобы исправить общество, наставить сбившихся с пути женщин. Выпустил книгу, вел блог…

Чандра слабо засмеялась.

– И что же стало толчком? Жестокое обращение?

– Кто-то из журналистов раскопал скандальную историю. Его мать завела интрижку со слугой из низшей касты. Благонравная женщина, заботливая мать, чтила традиции. Бинди, сари, цветы в волосах, благие деяния… Харихаран то и дело упоминал об этом в своем дневнике. Видимо, не мог иначе. Он был очень привязан к матери. Боготворил ее. И вот однажды застал ее со слугой. Эти два образа не укладывались у него в голове. Отец был суров. Он вбил в него дисциплину и архаичный взгляд на общественное устройство. Бреннер усматривает в этом отчасти подавленные гомосексуальные наклонности – вероятно, в юности. Но это лишь догадки. Отец считал, что он проводит слишком много времени с сестрами, и бил его. Учил его быть лидером среди мужчин, быть мэром города, каковым он в итоге и стал.