Смирившись с тем, что само его присутствие приносит ей радость, Анна хотела сделать эти встречи важными для них обоих. Поэтому она нашла ответы на вопросы, которые он не решался задать, и теперь ждала, когда сможет все рассказать ему.
Добившись помощи Дмитрия, она получила доступ в палату и навещала Леона каждый день. Эти визиты неизменно оставляли горько-сладкое чувство на душе: с одной стороны, ей было больно видеть его таким, с другой – сама возможность быть с ним рядом и знать, что он жив, приносила определенное успокоение.
Он все еще не приходил в себя, он лежал в окружении медицинской техники, проводов, он дышал только через маску – и все равно он был в этом мире. Анна понимала, что полная свобода от привязанностей, которой она себя окружила, теперь сыграла с ней злую шутку: в пустой душе слишком много места для того, кто сумеет первым туда пробиться.
Но в день, когда он все же открыл глаза, Анна сумела скрыть от него и свои сомнения, и боль, и то, что она не решалась позволить себе. Она просто улыбнулась ему.
– Привет. Знаешь, я все понимаю, люди на больничном отсыпаются, но ты ставишь рекорды.
Его взгляд, поначалу мутный от пробуждения, постепенно прояснялся. Леон попытался что-то сказать, закашлялся, и ей пришлось вызвать врача, который, конечно же, выгнал ее в коридор.
В следующий раз ее пустили к нему лишь через несколько часов. Судя по недовольным лицам медиков, они и вовсе хотели спровадить ее домой, однако Леон сам настоял, чтобы она пришла.
– Только ненадолго! – предупредил ее врач. – Он еще слишком слаб!
– Поверьте, пока я за ним слежу, он будет отдыхать больше, чем если останется один. Потому что, оставшись один, он сам встанет на ноги.
– Я уже ничему не удивлюсь!
Она знала, что Леону сейчас плохо – ему пока и не могло быть хорошо, слишком серьезной оказалась травма, которую он пережил. Но его упрямство не позволяло ему просто отдыхать, он отказался от снотворного. Его брат вряд ли понял бы это, а вот Анна понимала.
Когда она вошла, Леон указал ей, где сесть. Похоже, он пошел на компромисс с врачами: пообещал им не трогать кислородную маску, если они вернут ему Анну. Хитро.
Она села рядом с ним и сама взяла его за руку – на этот раз левой рукой, ей не хотелось возвращаться к разговорам о собственных шрамах.
– Спасибо, что уговорил их пустить меня, для меня это важно. Будем ловить момент, пока не прилетел твой брат и не оторвал мне голову.
Через маску из плотного пластика она видела, как он улыбается.
– Что, рад меня видеть? Не очень-то радуйся. Я хочу поговорить с тобой о том, о чем тебе говорить совсем не хочется. Да, я коварно использую момент, когда ты не можешь встать и выйти, не можешь даже ответить мне или заткнуть уши. Пожалуйста, не злись, но это нужно, даже если ты сам не понимаешь, почему. Я бы хотела поговорить о твоем отце.