Пока все дожидалась результатов вскрытия и официального заключения, я, этажом выше над моргом, пыталась прийти в себя под термическим покрывалом из фольги. Доктор пообещал мне последствия моей “морозной пробежки”, но пока ещё сам не знал, что именно меня в итоге настигнет: банальная ли простуда или сразу воспаление лёгких. Правда насчёт головы он меня утешил – никакого ушиба или трещины, просто сотрясение головного мозга тяжелой степени тяжести. Удивляясь тому, как мне удалось с таким сотрясением не просто выстоять на ногах, но пробежать по снегу больше одного километра, доктор, с периодичностью в пятнадцать минут, замерял мою температуру, но она упорно отказывалась подниматься выше тридцати пяти и шести. Недовольно сотрясая градусник, он подсовывал мне очередную порцию тёплого и слишком крепкого чёрного чая, но я уже не могла его пить – мой желудок предательски сжимался. В итоге, спустя сорок пять минут чаевых пыток, под предлогом отлучки в туалет, я вылезла из-под блестящего термического покрывала и, с твёрдым намерением сбежать куда подальше, вышла в коридор. Здесь мы с Гордоном и столкнулись, отсюда дальше вместе и пошли. Распустив всех по домам – судмедэксперта, старика Сафиана и понятых – мы сами отправились домой, где нас ожидали забытые нами подростки. По их возгласам я наконец поняла, что не только чувствую себя убитой, но и выгляжу соответственно своим ощущениям. Оставив Гордона сообщать Заку Оуэн-Грину невесёлую новость о судьбе его кровного брата, я, не обращая внимания на шокированные взгляды подростков, стянув с себя унты и ветхий, уже растегнутый бронежилет, направилась вверх по лестнице.

Интуиция помогла мне найти ванную комнату с первой попытки.

Закупорив ванну пробкой и включив горячую воду я разделась до гола. Следующий час я провела в полузабытье в горячей ванной, едва не обжигающей мою кожу – благо я вовремя разбавила её прохладной водой, интуитивно решив, что моя не чувствующая истинной температуры кожа может меня обманывать и, когда она отойдёт, я рискую обнаружить на ней серьёзные покраснения, если благоразумно не снижу температуру жидкости. Голову мыть пришлось с особой аккуратностью: хотя накладывать швы на рану не пришлось, её безжалостно обработали сильно пахнущим средством и теперь рана давала о себе знать ещё более сильной, и пульсирующей болью.

Выйдя из ванной в чьём-то светло-голубом и на вид вполне чистом халате (судя по большому размеру, халат принадлежал всё-таки Шеридану-старшему), я сразу же направилась в комнату, в которой спала накануне. Хотя электронные часы, стоящие на тумбочке у дивана и светящиеся белым светом, показывали только семь часов вечера, у меня, из-за нечеловеческой усталости и разлившейся за окном темноты было реальное, я бы даже сказала осязаемое ощущение того, что меня нагло обманывают: сейчас должно быть за полночь, не меньше, и никто мне не докажет, что вечер только-только наступил, а до “настоящей” ночи ещё нужно потерпеть как минимум пару часов.