Милейший человек, да.

Откуда только он знает про Пунические войны, о которых и Брагину неизвестно ничего, кроме того, что они – были.

– Значит, девушку вы не помните.

– Я, может, и не вспомнил бы… Кофе сделать вам?

«Я, может, и не вспомнил бы…» Странная конструкция, подразумевающая продолжение, – «если бы…». Но кофе-то здесь при чем?

– Я бы не отказался.

– Тогда сделаю американо. Или вы другой предпочитаете?

– Американо будет в самый раз.

Все-таки это было почти кино. Григорий отвернулся к кофемашине, поколдовал над емкостями, посветил спиной перед Брагиным и все так же, не поворачиваясь, сказал:

– Я видел эту девушку. Как вас. И даже говорил с ней. Как с вами примерно.

Кофеварка зашипела.

– Когда это было? – У Брагина пересохло в горле.

– Дней десять назад.

– И запомнили ее?

– Есть вещи, которые просто залезают тебе в подкорку. Как будто кто-то запихивает их туда насильно.

Григорий поставил чашку перед Брагиным, и тотчас же над стойкой загорелся тусклый свет: пять низко висящих ламп с самыми разными плафонами: мотоциклетный шлем, глобус, плетеная корзина, старый примус (и такое бывает!) и – кое-что из жизни Тиффани. Мозаичный абажур был отнят у обычной кабинетной лампы и здесь смотрелся аляповато. Именно под этим абажуром и оказался сейчас Сергей Валентинович.

– И сидите там, где она.

Брагин вовсе не сидел – стоял по ту сторону стойки, но события разворачивались так, что впору было и присесть. Что следователь и сделал, взгромоздившись на высокий стул.

– Спросите у меня, почему я это помню?

– Возникает такой вопрос.