С потолка свисали на ниточках маленькие феи. Симпатичные зверушки карабкались по занавескам. Большие плюшевые игрушки свалены в кучу. Собаки, кролики и слоны. Над кроватью цвета морской волны раскачивались еще одни феи. Из кровати, морщась от яркого света, на меня смотрели глаза. Глаза шестилетнего ребенка.

Громкий крик заставил меня повернуть голову. Крик исходил из кроватки поменьше, окрашенной в розовый цвет.

Оттуда вынырнула головка девочки лет трех. Испуганная, она кричала, не переставая, не переводя дыхание, отчего на щеках ее, на лбу и на шее выступили красные пятна.

— Джамал, кретин…

Ничего другого Мона сказать не могла. До сих пор она с пониманием относилась к моей игре в поиск свидетелей, но сейчас я перешел черту.

Я развернулся, чтобы попытаться успокоить девочку.

Напрасный труд.

Вслед за ней заревел мальчик; он кричал еще громче, сотрясаясь всем тощим тельцем, облаченным в пижаму с пиратами.

— Какого черта вам тут надо? — прогремел голос у нас за спиной.

На пороге комнаты возникли двое взрослых. Женщина в ночной рубашке, растрепанная, бледная, онемевшая от ужаса. Мужчина лет сорока, с обнаженным торсом, покрытым седеющими волосами, сжимал кухонный нож.

Рука его дрожала…

Когда я выхватил кольт и направил его на обоих родителей, на плечо мне легла мягкая ладонь Моны.

Чисто инстинктивно.

Детский плач звучал все громче. Мать, словно волчица, казалось, только и ждала, когда мы ослабим бдительность, чтобы броситься на двух чужаков, вставших между ней и ее детьми.

Голос Моны звучал умоляюще:

— Нет, Джамал.

Я еще сильнее сжал рукоятку револьвера.

— Какого хрена? Что вы тут делаете? — спросил я.

— Что?