Не думая, я схватил ее за запястье и сильно сжал, очень сильно, а потом отбросил ее руку, словно сухую ветку.
Мой голос стал ледяным:
— Тогда ты тоже.
— «Ты тоже» что?
— Ты тоже играешь в игру. Сводишь меня с ума, чтобы заставить расплачиваться за чужие грехи! Пытаешься повесить на меня убийство двух девушек десятилетней давности. Ведь это и есть цель игры? Заставить меня сорваться? Заставить признаться?
Внезапно мысли мои обратились к конверту в бардачке, найденном в салоне «фиата», и к почтальону, приносившему почту в Вокотт. Кто-то словно предвидел мои шаги и первым наносил удар. Организовать это могла только Мона! Она основной двигатель заговора!
— Оставь меня, Мона. Я продолжаю играть. Один.
Ее рука снова попыталась завладеть моей рукой, но я оттолкнул ее.
— Я больше не доверяю, Мона. Не доверяю никому.
Я понимал, что поступаю как распоследний негодяй.
Ради меня Мона пошла на неслыханный риск.
Сомневаться — значит, идти на риск. Я больше не мог позволить себе рисковать. Сейчас я встану, выйду из машины и затеряюсь в ночи. Мона открыла дверцу.
— Оставь машину себе, Джамал. Тебе она нужнее, чем мне…
Взгляд Моны в последний раз скользнул с досье Магали Варрон на досье Морганы Аврил. Я вспомнил, что, перед тем как остановиться у здания бывшего вокзала, она что-то обнаружила, что окончательно убедило ее в том, что я бредил.
—