Пальцы директора выплясывали жигу на ящике для красок.

— Инспектор! Если вам не хватает способностей, чтобы раскрыть убийство, случившееся неделю назад, не думаю, что ключ к разгадке вы найдете в гипотетическом похищении шедевра Моне, относящемся к тысяча девятьсот двадцать шестому году.

Это был правый хук. Бенавидиш понурил плечи, но тут на ринг вступил Серенак.

— Месье Пуссен! Полагаю, вам доводилось слышать о существовании фонда Теодора Робинсона?

Директор немного смутился — не ждал, что к сопернику подоспеет подкрепление. Он нервно поправил узел галстука.

— Разумеется. Это одна из трех-четырех крупнейших ассоциаций, занимающихся продвижением искусства во всем мире.

— Что вы думаете о его деятельности?

— В каком смысле?

— Вам приходилось когда-либо взаимодействовать с этой организацией?

— Конечно, приходилось. Странный вопрос! Фонд Робинсона принимает самое активное участие в сохранении и изучении наследия импрессионистов. Они избрали своим девизом три «про»: про-цветание, про-текция, про-движение…

Бенавидиш кивнул, словно слова директора нуждались в подтверждении.

— Примерно треть картин, выставляемых в музеях мира, — продолжил Пуссен, — так или иначе проходит через фонд Робинсона. Конечно, они не работают напрямую с музеем Вернона — мы для них слишком мелкая сошка, — но с более крупными музеями поддерживают тесные связи. Я вот недели две назад вернулся из Токио, там проходила международная выставка «Священные горы и тропы». Как вы думаете, кто был ее генеральным спонсором?

— Фонд Робинсона! — с готовностью ответил Серенак тоном участника телевикторины. — Разве это не служит доказательством?

— Доказательством чего? — Директор снова вцепился в узел своего галстука, как будто тот его душил.

— Ну как же! — вступил в разговор Бенавидиш. — У человека, далекого от живописи, может сложиться впечатление, что фонд, ворочающий миллионами, занимается не столько благородным делом бескорыстной защиты искусства, сколько всякими махинациями.

Бенавидиш поднялся. На его губах играла простодушная улыбка. Он не без удовольствия отметил про себя, что у них с Серенаком постепенно складывается недурной тандем. Как в парном теннисе, с каждой новой партией они играют все лучше. Паскаль Пуссен явно нервничает — значит, надо на него еще немножко надавить.

Директор снова покосился на часы и раздраженно произнес:

— Если вам угодно знать, то для меня, кто не так далек от живописи, фонд Теодора Робинсона — заслуженная и уважаемая организация, сумевшая не только успешно вписаться в международный рынок предметов искусства, но и продолжающая исполнять свое изначальное предназначение, то есть способствовать открытию новых, в том числе совсем молодых, талантов.