Я обернулась и посмотрела на толпу, сгрудившуюся под вьющимися розами; десятки лиц прижимались к окнам, стараясь заглянуть в дом художника. Подумать только, в июне 1963 года мы с Лоренсом были в этом доме одни… В гостиной, на лестнице, в спальне. Это самое сладкое мое воспоминание. Моя первая и единственная попытка бегства.

Три года спустя Мишель Моне погиб в автомобильной аварии в Верноне. В начале февраля 1966 года было оглашено его завещание — и в розовый дом ринулись орды посетителей: жандармов, нотариусов, журналистов, художников. Я вместе с другими жителями Живерни тоже там побывала. В самом доме и в мастерской законники с изумлением обнаружили более ста двадцати полотен, в том числе восемьдесят — кисти Моне, включая ранее неизвестные «Кувшинки», и сорок — кисти его друзей: Сислея, Мане, Ренуара, Будена… Представляете? Это было настоящее сокровище. Целое состояние, после Клода Моне почти забытое. Да не почти, а просто забытое. Многие из жителей Живерни и до 1966 года знали, сколько стоят шедевры, на протяжении сорока лет хранившиеся в розовом доме. Каждый, кто имел возможность попасть в дом, видел их своими глазами. Разумеется, я тоже видела. После 1966 года на эти картины можно полюбоваться в парижском музее Мармоттан. Это самое большое в мире собрание полотен Клода Моне.

Что касается меня, то я после 1966 года больше никогда не водила детей в сад Моне. Для посещения публики его открыли гораздо позже, только в 1980-м. В сущности, это было правильно. Подобную красоту нельзя скрывать от тех, кто способен ее оценить, а таких людей во всем мире множество.

Наивно думать, что роскошь цветущего сада должна радовать только одну девочку…

Я свернула направо и вышла на Водонапорную улицу.

Дома, в котором прошло мое детство, больше не существовало.

В 1975 году, после смерти моей матери, он окончательно развалился, и его снесли. Земельный участок купили наши соседи, парижане, которые огородили его белой каменной стеной высотой в два метра. Наверное, сейчас на месте моего дома разбита клумба или стоят детские качели, или вырыт бассейн. Честно говоря, я этого не знаю и уже никогда не узнаю. Я не умею заглядывать за двухметровые заборы.

Ну вот я и доплелась до конца Водонапорной улицы. Самое трудное позади. Господи, когда мне было одиннадцать лет, я носилась по этой улице, обгоняя Нептуна. Теперь ему, бедолаге, приходится меня ждать. Я свернула на улицу Клода Моне, как всегда, запруженную туристами. Но сегодня мне даже не хотелось на них ворчать. Живерни переживет меня. Он вечен. Он останется после того, как исчезнут все призраки иных времен — Амаду Канди с его галереей и его темными делишками, Патрисия Морваль и я…