Мансуров вернулся другим путем и отрезал мне путь наверх.

Совсем рядом раздался Наташин голос.

Я заметалась. Дыня выскользнула из рук и покатилась по полу. Выскочив в коридор, я кинулась со всех ног к детской, надеясь, что ребенка там нет, – но не успела. Шаги Мансурова уже звучали за углом. Я нырнула в первую попавшуюся комнату.

Это оказалась гардеробная. Неудачный выбор! Здесь вся их одежда, за исключением той, что хранится наверху, в моем шкафу.

Но меня хотя бы не заметили.

Я поздравила себя со спасением, а в следующую секунду услышала приглушенный голос Мансурова:

– Наташа, возьми и мою…

Я успела забиться в дальний угол и съежиться за нагромождением коробок, а затем дверь распахнулась. Зашуршала одежда, совсем рядом Наташа громко спросила:

– Тебе синюю или красную?

Мимо пробежала Лиза. Мансуров крикнул, что над фруктами уже вьется мошкара, надо выкинуть.

– Зачем же привез?

– По дешевке отдавали…

– Пожадничал, значит, – шутливо сказала Наташа.

– Придержи язык!

От его резкого ответа вздрогнула даже я. Мансуров, похоже, и сам понял, что был груб: он подошел и попросил прощения.

– Все в порядке, милый. – Наташа говорила спокойно, но мне вдруг стало не по себе – и не потому, что эти двое стояли в двух метрах от меня. – Держи куртку. Лиза, где твои сапожки?

Они ходили, они собирались, они упаковывали вещи. И все это – на первом этаже! Если исчезал Мансуров, поблизости суетилась Наташа. Знай я, что меня ждет, я бы выскочила прямо на нее. Но я до того перепугалась, что сидела в оцепенении, как заяц в норе, пока вокруг хозяйничают лисы.

– А нормальные сапоги-то Лизкины в кладовке, – громко сказал Мансуров. – Подожди, принесу… Они еще и не распакованы, наверное…

Мне стало совершенно ясно, что сейчас произойдет. Как будто показали финал фильма, безрадостно заканчивающегося для героини. Главной? О, зрители даже не заметят ее гибели. Мансуров, тяжело ступая, зашел в гардеробную. В нос мне ударил запах пота и мужского парфюма.

– Папа, я сама! – Девочка влетела в комнатушку, встала перед отцом.